– Уф! – выдыхает Елизавета и прищуривается еще больше, но то ли от мороза, то ли от взвара роняет одинокую слезу, возникшую отчего-то под левым веком. – Однако! Так о чем это я? Ах, да, о монахе. Он оказался совершенно беспомощен перед известным ему лишь понаслышке ликом жизни. Он ничего не умел, что, в сущности, не странно, учитывая, что большую часть жизни он провел в монастыре, ничего не знал, и, естественным образом растерялся. Однако женщина была опытной шлюхой и, быстро сообразив, что к чему, взяла дело в свои руки. Она – извините за подробность – оседлала монаха, и все закончилось к обоюдному удовольствию, то есть, небыстро и с приятностью.
Елизавета смотрит на своих разрумянившихся слушателей и понимает, что, возможно, перегнула палку. Однако дело почти сделано, а бросать дела незавершенными не в привычке графини Скулнскорх.
– Ночь прошла, – говорит она, изображая губами "циническую" улыбку, – и случайные любовники разъехались, кто куда. Вернее, это дама уехала на барке вниз по реке, а монах ушел пешком, держа путь в ближайший город...
– Так в чем же твоя аллегория, Цисси? – хмурится Дамаль. – Ведь ты хотела ответить на мой бестактный вопрос аллегорической историей, ведь так?
– Так, – улыбается Елизавета, – но моя история еще не закончена, а в конце будет тебе и аллегория, и притча, и мой ответ на твой "вопрос по существу". Итак, прошло несколько дней, и монах пришел в тот город, куда и держал путь. Там, в этом городе, тоже был небольшой монастырь, в нем наш монах и поселился, решая свои дела с городскими гильдиями, ведь монахи не только молятся, они еще и работают, производя вино и масло, и прочие полезные продукты, и, разумеется, торгуют. И вот как-то ночью, вновь и вновь переживая в грезах свое замечательное приключение на постоялом дворе у речного порта, он вдруг вспомнил слышанное им когда-то достоверное известие, что от "этого дела" родятся дети.
– Что, в самом деле? – смеется княгиня Клодда Галицкая и бросает быстрый взгляд на возвышавшегося над ней, словно крепостная башня графа фон дер Мара.
– В самом деле, – любезно улыбается Елизавета. – Так что, я бы, дорогая, не стала на вашем месте затягивать с венчанием во избежание, так сказать, недоразумений и недопониманий.
– С вашего позволения, конунг, мы обсудим этот вопрос несколько позже, -на губах Дамаля играет таинственная улыбка, и Елизавете очень хочется узнать, что за секреты растворены в студеном воздухе полудня, но ее рассказ еще не закончен.
– Что ж, – улыбается она, предвкушая кульминацию, – монах оказался обескуражен и озадачен не на шутку. Он не помнил и не знал, как и почему это происходит, как не ведал и того, кто именно из двоих должен понести. Это пугало беднягу, он страшился позора и проклятия, которые непременно падут на его голову, если беременным окажется он, а не она. Кое-как скоротав остаток ночи в слезах и стенаниях, в молитвах и самобичевании на флагеллантский