– Реставратора?
– Видите ли, мой друг, – Елизавете вдруг расхотелось орать и угрожать, – на этих гобеленах изображена Лиса Скулнскорх… А меня, если вы помните, зовут, Елизаветой. Я не королева, а графиня, но пятьсот лет назад происходило много такого, о чем нам нынче и подумать страшно! А гобелены эти создавались на основе картонов, написанных Ульфредом Швабом – живописцем из Баварского королевства… Вы следите за моей мыслью?
– Да, – ответил растерянный старик. – Да, ваша Светлость! Непременно, но…
– Без "Но", мастер кастелян! – остановила Его Елизавета. – Без единого "Но", потому что Ульфред Шваб лично знал Лису Скулнскорх. Он шел вместе с армией Клодды Галицкой, и, если кто-нибудь, и мог оставить нам заслуживающий доверия портрет королевы Лисы, то только он.
– Понимаю! – потрясенно произнес старик, глядя, как принесшие стремянку саперы снимают со стены драгоценные гобелены.
– Ничего вы не понимаете! – вздохнула Елизавета, не способная объяснить постороннему человеку, что это такое – помнить Ульфреда Шваба, рыжего художника, умершего пятьсот лет назад, так, словно, виделась с ним буквально пару недель назад. – Впрочем, неважно!
– Лейтенант! – подозвала она офицера. – Здесь, – кивнула она на стену, – где-то ближе к центру должен находиться дверной проем, заложенный кирпичом…
– Одиннадцатая плитка слева, – обреченно сгорбившись, указал на пол старик-кастелян. – Считайте плитки, господин офицер. Одиннадцатая слева, десятая справа. Проем между ними, и, если верить записям, то замурован он всего лишь в три ряда кирпичей.
– А общая толщина стен? – сразу же заинтересовался сапер.
– Метр девяносто.
– Тогда, мы выбьем кладку, как пробку из бутылки!
– Но аккуратно! – осадила офицера Елизавета. – В зале за стеной фрески… Их нельзя повредить!
"В зале за стеной фрески…"
Что ж, все так и было. Зал в ратуше Марбурга, замурованный по приказу маркграфа Фридриха Тутты сразу после заключения Унии … И зал Марбургской Унии, расписанный Карлом Рейнером из Лейдена… Фрески Лейденского Ангела… Он писал их всего лишь через полтора десятка лет после смерти князя Людвига Кагена, первого этого имени, а Мюнстерский триптих соткан по картонам Ульфреда Шваба, и Елизавета хорошо помнила этого высокого худого мужчину с не расчесанными рыжими волосами и безумными зелеными глазами…
"Людвиг… Лиса… и я…" – Елизавета вдруг осознала тот простой факт, что в этом месте – в старой ратуше Марбурга – и в это время, сегодня, сейчас, сошлись три совершенно разные истории. История Людвига Кагена, которого иногда называли Темным Серебром, одиссея Лисы Скулнскорх, о которой граф Богуслав Гасиштейнский из Лобковиц говорил, что она Красное Золото эпохи, и роман о Елизавете и Людо…