Двадцатого липня на закате гонец с западного кордона добрался на взмыленном жеребце до замка Ерно и, задыхаясь и кашляя, доложил князю Гвидо – как бы то ни было, для своих подданных он по-прежнему оставался князем, – что позавчера, стало быть, в уторок, до Мазина добрался молодой князь Людвиг со своим телохранителем Зигмундом. Пришли пешие, худые да ободранные, но живые и при мечах. Воевода Мазинский их отдыхать до стреды у себя оставил, и если так, то вчера они уже должны были выехать с эскортом в Ерно, и если пойдут споро…
– Молчи! Остановил гонца Гвидо и задумался.
А подумать, и в самом деле, было о чем. Из Керича, где с прошлой осени находился внук, никаких вестей не поступало. Зато совсем с другой стороны, из имперских владений, еще в начале червеня дошел слух, что армия Союза выступила навстречу императорским войскам, и что битва, которой суждено определить исход компании, состоится не позднее начала осени. Передавали невнятно и какие-то другие – в разной степени достоверные – подробности, но вот о молодом князе Людвиге в тех вестях не было ни слова, ни полслова. Лишь все те же разговоры, что и год и два года назад. "Старые новости"… И вдруг Людо появляется на западной границе княжества. Откуда же он шел? Как и почему оказался здесь тогда, когда принцесса, забравшая Людвига из дома еще два года назад, должна была находиться при армии?
"Или уже не должна? Или…?"
Но, в конце концов, князь Гвидо решил не ломать голову зря, а набраться терпения и ждать.
Он лишь расспросил гонца о князе Людвиге, подмечая в рассказе простого дружинника такие слова и такие интонации, что, несомненно, говорили о вполне драматических изменениях, случившихся за прошедшие годы с его единственным внуком и наследником. Однако старик Гвидо не зря прожил на свете шесть десятков лет: он лучше многих других знал, что увиденное глазами, словами не заменишь. Потому и не спешил с выводами. Однако в данном случае, как выяснилось уже через несколько дней, он проявил излишнюю осторожность. Дружинник все понял правильно и рассказал верно. Людо изменился, и – да, теперь он, пожалуй, стал тем, кого без лести можно было назвать настоящим князем Задара.
В долинах стояла изнуряющая жара. И даже ночью люди страдали от духоты, выходя спать на плоские крыши своих домов. Однако в горах ночью было прохладно или даже холодно, и у Гвидо начинало ломить кости. Старость уже глубоко запустила когти в его тело, и с этим приходилось считаться, поэтому в покоях князя в северной башне замка Ерно был зажжен камин, и жаркое пламя металось по потрескивающим буковым и кедровым поленьям.От открытого огня шло благодатное тепло, пахнущее Задарскими лесами.