Прости, прости меня, Прасковья, что я
пришел к тебе такой,
хотелось выпить за здоровье, а вот я пью
за упокой, —
все начинали хлюпать носами, едва сдерживая слезы, – военные песни задевали нас до глубины души... Зоя всегда поражала меня четкостью мышления, организованностью, работоспособностью, а в компании – умением создавать вокруг себя атмосферу непринужденности и дружелюбия.
* * *
Часто мы оказывались вместе на отдыхе в Коктебеле, ходили в бухты и на Карадаг, на вечера в дом Волошина. Засиживались до ночи вокруг костра, слушали песни под чью-нибудь гитару, а иногда на костер приходили поэты и читали стихи. Все сидели, не шелохнувшись, точно околдованные, – южная ночь, звезды, запах полыни и моря, звучат неповторимые и столь знакомые голоса – Ваншенкин, Поженян, Вознесенский, Евтушенко...
Мужскую половину нашей семьи, Бобу, Юру, Леню, старшего сына Бориса, Колю, и нашего сына Максима – связывал еще один спортивный интерес – все они были заядлые теннисисты и пропадали на кортах часами.
* * *
Однажды мы вчетвером – Зоя, Боб, Юра и я – обедали в ресторане московского клуба писателей.
– Я сейчас много общаюсь с молодыми литераторами, – сообщила нам Зоя: она тогда работала в какой-то отборочной комиссии.
– А также с некоторыми поэтами, – мрачно добавил Борис.
У Зои возник роман с Андреем Вознесенским. Вскоре появилась в печати поэма «Оза». Это была любовь. Зоя ушла к Андрею. Все мы переживали за Боба, однако недолго. Через некоторое время он соединился с одной обворожительной блондинкой и по сию пору благополучно живет с ней в Лос-Анджелесе. Отъезд этот был отчасти вынужденный. Когда по возрасту Борису Моисеевичу пришлось распрощаться с карьерой, он, как и многие наши пенсионеры, оказался в тяжелой ситуации. Пенсия мизерная, приходилось сдавать свою прекрасную квартиру на Ордынке, а самим ютиться где-то на задворках. Медицинское обеспечение – явно недостаточное. При таком состоянии личных дел начинаешь обращать внимание на скверный климат, на всеобщее разобщение... И Борис принял нелегкое для себя решение – он с женой уехал из России к дочери в США.
Мы неоднократно навещали его там. Он обосновался на берегу океана, занимается спортом и собой. Экран огромного самого передового телевизора показывает московские новости, а на день рождения собираются друзья – за большим раздвинутым обеденным столом, полным всякой снеди, сидят убеленные сединами, в основном с еврейскими фамилиями лица и, сияя американскими фарфоровыми улыбками, поглощают привычную русскую закуску под водку «Столичная». Удивительная все же страна Америка – как трогательно она заботится обо всех этих весьма преклонного возраста людях, бывших завлабов известнейших наших вузов и предприятий, которые, не щадя своих сил и будучи первоклассными инженерами и докторами наук, денно и нощно трудились над повышением уровня обороноспособности нашей Родины. И что же сулила им старость в России? Двухкомнатная квартира в панельном доме, проржавевшие от долгого стояния на морозе «Жигули» и пенсия в десять тысяч рублей?! А как же лечение, лекарства, отдых и прочее и прочее? Горько все это сознавать...