Родом из Переделкино (Вирта) - страница 88

«Отеческая» забота правительства по отношению к литераторам и их творениям часто принимала гипертрофированные формы. Если самого литератора физически не уничтожали и не бросали в застенки, то их произведения подвергались аресту и не печатались многие годы.

К моему отцу применялись другие, возможно, не менее жестокие, но во всяком случае более изощренные формы насилия.

Наглядным примером тому служит история создания романа «Вечерний звон». Он был задуман писателем как большое эпическое полотно русской жизни накануне революции, но замыслу отца в полной мере не дано было осуществиться. Работа над романом проходила под придирчивым контролем МК КПСС. Разрешение на продолжение ее отцу давал сам первый секретарь МК товарищ А.С. Щербаков. Особенно раздражал высокое начальство положительный образ священника о. Викентия – прототипом его должен был стать собственный отец Н.Е. Вирты, мой дед, и роман отчасти должен был прозвучать как реквием по этой погубленной жизни.

В селе говорили, что дед мой о. Евгений Карельский был человек мягкий, отзывчивый к нуждам крестьянства и душевно близкий со своей паствой. Судя по отзывам стариков, знавших его лично, это был философски настроенный сельский правдоискатель, интеллигент из провинциальной глубинки, весьма просвещенный, который пытался найти ответ на многие волнующие его вопросы о здешней, земной справедливости и общественном устройстве. Сообразно с этими предпосылками и создавался литературный образ о. Викентия, но именно этот образ священника и подвергся наиболее безжалостной перелицовке.

Вынужденное редактирование, несомненно, нанесло сильнейший урон художественной ценности романа «Вечерний звон», который в том виде, в каком он был задуман писателем, обещал стать самобытным явлением литературы. Власть использовала талант отца по полной программе, его волю художника гнули и направляли в «нужное» для политических целей русло, пока он не выдохся окончательно. Вероятнее всего, душевный дискомфорт и раздвоение личности является лишь минимальным наказанием для писателя, изменившего своим внутренним убеждениям и водившего рукой по бумаге по чужой указке. Мог ли он в те времена противиться этому? Готов ли он был жертвовать своим благополучием ради творчества?! Поменять успех на плачевную участь изгоя?!.. Мне кажется, мы не нашли еще ключ к разгадке внутреннего состояния человека, который жил и занимался художественным творчеством в сталинскую эпоху.

* * *

А начал он писать «Вечерний звон» с подъемом и вдохновением. Отцу понадобилось более десяти лет самоотверженного труда для изучения множества архивных документов, газет и журналов, музейных экспонатов, исторических реалий, воссоздававших атмосферу жизни на переломе двух эпох. Некоторые эпизоды романа, в особенности сцены жизни тамбовской глубинки, дают яркое представление о судьбе родного края писателя, неотделимого от его личной судьбы.