Нетрудно заметить, что когда какая-либо традиционная политическая или социально-экономическая общность переживает период кризиса или даже катастрофы, возникает стремление отыскивать в прошлом такие проявления общественной жизни, которые могли бы создать более солидную основу для укрепления чувства исторической преемственности и единства>21. Например, падение Веймарской республики и поражение Германии в 1945 г. заставили немецких ученых, находившихся в эмиграции, и не только их, не рассматривать прошлое своей страны в рамках обычных политических понятий, но стремиться к созданию иной объединяющей концепции. Для немцев такую роль сыграло гуманистическое наследие классического периода Шиллера и Гете. После 1945 г. первоочередное значение для многих приобрели идеи западного христианства. Для польской Великой эмиграции это была идея о Польше как о форпосте христианства, родине политической свободы и мученицы, обреченной на страдания ради будущего спасения западной цивилизации. Какая концепция могла заменить идею великой Российской империи? Один из выходов состоял в том, чтобы воспринимать Россию как православное общество, возникшее после принятия христианства при князе Владимире в 988 г. Эту идею восприняли некоторые эмигрантские ученые, в первую очередь консервативно настроенные, из числа тех, кто обосновался в Югославии. Они разрабатывали эту проблематику, опубликовали ряд книг и очерков и поддерживали идею празднования дня св. Владимира (28 июля) как символа единства и смысла существования эмиграции>22.
Они, однако, не оказали существенного влияния на научное творчество историков-эмигрантов. Действительно, для многих этот подход был слишком тесно связан с прошлыми ошибками и реакционной ролью Русской православной церкви, с ее покорностью Московскому государству и империи. Более того, большинство эмигрантских историков были позитивистами, придерживавшимися умеренно либеральных взглядов, и, соответственно, сторонниками светского образования. Какими бы ни были их религиозные чувства, а многие из них были благочестивыми христианами, они выступали за отделение церкви от государства. Будучи убежденными приверженцами идей Просвещения о прогрессе и правах человека, они обличали «обскурантизм» и «варварство» Московской Руси, не говоря уже о предшествующих периодах Киевского государства и так называемой феодальной раздробленности. Нам следует помнить также о том, что, хотя все ученые-эмигранты владели русским языком, принадлежали к русской культуре и получили русское образование, не все они были православными и русскими по своему этническому происхождению.