Россия за рубежом (Раев) - страница 177

Объединяющим началом, которое связывало всех ученых-эмигрантов и их читателей с прошлым, был язык, — язык как воплощение тех эстетических, духовных и моральных ценностей, которые были созданы русским словом, великой русской литературой. Великая польская эмиграция явилась колыбелью современной польской литературы, которая главными своими достижениями обязана писателям-эмигрантам Мицкевичу и Словацкому. Деятельность польской эмиграции хронологически совпала с периодом романтизма, когда искусство и национальная идея, объединившись, пытались заложить основу чисто национальной культуры. Русская эмиграция могла отчасти опираться на великую литературу, имеющую свои традиции и сыгравшую плодотворную роль в создании культурных ценностей и национального сознания русских вне зависимости от их убеждений и классовой принадлежности. (Успехи советского образования показали, что эта великая литературная традиция могла способствовать консолидации всего общества. ) Естественно поэтому, что эмигранты принимали за точку отсчета русскую литературу, созданную в санкт-петербургский период. Поэт Александр Пушкин явился наиболее ярким ее представителем, что признавалось всеми со времени торжеств 1880 г.

Смысл, который вкладывался в понятие культуры, не поддается точному определению — это были довольно туманные представления, насквозь пронизанные сентиментальностью и ностальгией. Понятие культуры употреблялось историками-эмигрантами прежде всего применительно к великим произведениям русской литературы, заложенному в них моральному и духовному потенциалу. Литература явилась практически единственной основой культурного и национального исторического единства эмиграции и приобрела особое значение в связи с тем, что многие историки выступали также как литературоведы, критики, лекторы, например Кизеветтер и Милюков, Бицилли. Флоровский и Федотов уделяли литературным проблемам практически столько же внимания, сколько и историческим. Это же можно отнести и к философам и богословам — Бердяеву, Шестову, Франку, Зеньковскому. Самыми яркими проявлениями «русскости» считались произведения выдающихся представителей русской словесности — от М. В. Ломоносова и Г. Р. Державина до великих романистов XIX в.

Характерной чертой русской истории в видении эмигрантов были периоды глубокой и радикальной ломки старого, заметные прежде всего на примере истории культуры, знаменовавшие собой переход от одной эпохи к другой. Признание глубинного и неизбежного характера этих изменений было присуще русской дореволюционной и эмигрантской исторической школе в большей степени, нежели любой другой историографии. Русская история традиционно рассматривалась как смена весьма отчетливо отличающихся друг от друга периодов, взаимосвязь между которыми всегда являлась предметом жарких дебатов. Период Киевской Руси резко контрастировал с эпохами феодальной раздробленности и татаро-монгольского ига, которые оценивались негативно. Петровская «революция» явственно отделяла историю Московского государства XV-XVII вв., пережившего ряд тяжелых кризисов, от эпохи Санкт-Петербурга, которая закончилась революцией и жестокой гражданской войной. Быть может, это чересчур обобщенно, но все же я не слишком погрешу против истины, если скажу, что каждый русский историк не только отдавал явное предпочтение какому-либо из основных периодов в истории страны, но и стремился не уделять большого внимания или вовсе игнорировал историю тех периодов, которые он не любил. Самые яркие примеры подобного избирательного подхода — это века феодальной раздробленности и татаро-монгольского ига, которые оценивались исключительно негативно или вовсе игнорировались. Дореволюционная историография, находившаяся под влиянием романтизма и гегельянства, основное внимание сосредоточила на процессе складывания централизованного государства вокруг Москвы или Санкт-Петербурга. Она мало занималась Киевской Русью и почти не изучала период распада политического единства и упадка культуры во время феодальной раздробленности и монгольского ига. Напротив, в историографии превозносилась роль великих московских князей за их «собирание русских земель» и покровительство церковной культуре. Высоко оценивалась также эпоха Санкт-Петербурга, явившаяся следствием усилий Петра Великого, направленных на европеизацию России. Славянофилы, подобно евразийцам в эмиграции, напротив, не усматривали в этой эпохе и в обращении к Европе позитивного начала, однако среди историков их было немного, и в любом случае они не могли не приветствовать создания империи и культурных достижений времени Петра и его преемников.