В начале 20-х гг., когда еще сохранялась надежда на возвращение эмигрантов в Россию или на установление дружественных отношений с недогматическим коммунистическим режимом, их рассматривали как потенциальный источник достоверной информации о стране. Так, один из мотивов проведения Русской акции заключался в том, что, предоставляя убежище студентам-эмигрантам и создавая им условия для продолжения обучения, чехословацкое правительство как бы помогало в подготовке кадров для новой России. Когда надежды стали таять, уменьшилась помощь и поддержка эмигрантских учреждений. В Германии после установления в соответствии с Рапалльским договором тесных экономических и военных контактов с Советским Союзом (а также позднее, когда Гитлер начал подготовку к войне с большевистской Россией) эмигрантов приглашали на работу в качестве экспертов, однако мнением историков в данной ситуации интересовались в последнюю очередь. (Следует отметить также, что у Германии был и другой источник информации о России — остзейские немцы, уехавшие из Советского Союза и из государств Прибалтики, а также так называемые российские немцы, чьи предки обосновались в России в XVIII и XIX вв. и которые сохранили верность немецкой культуре и политическим интересам Германии. ) Тот факт, что во Франции и в других странах проявляли гораздо меньший интерес и испытывали меньшую потребность в советах изгнанников, позволяет понять, в какой изоляции оказались там ученые-эмигранты. (Это не исключает наличия отдельных личных контактов, например, Фердинанд Лот, жена которого М. Лот-Бородина была русской по происхождению, общался с ее знакомыми из числа эмигрантов, чему, правда, предшествовал период, когда он держался от них на расстоянии. )
Подобная изоляция существовала до 1941 г. и в Соединенных Штатах: например, Вернадский и Карпович занимали низшие исследовательские должности в Йельском и Гарвардском университетах. Ситуация радикальным образом изменилась во время второй мировой войны, поскольку правительства союзников остро нуждались в сведениях о Советском Союзе, и после 1945 г., когда появился широкий общественный интерес к этой стране. Разумеется, та легкость, с которой иностранцы интегрировались в американские научные центры, резко контрастирует с равнодушием, даже с враждебностью, которые до 1939 г. характеризовали отношение к ним в европейских странах. В известном смысле немецкие ученые, спасавшиеся бегством из гитлеровской Германии, создали прецедент и проторили путь для русских эмигрантов, в большом числе