прибывших в Соединенные Штаты накануне или во время второй мировой войны. Налаживая контакты с американским правительством и университетами, они помогали обучать новое поколение западных историков-русистов.
Я уже указывал на некоторые факторы, которые мешали историкам-эмигрантам развивать принципиально новые, в тематическом или методологическом смысле, направления исследований. Несмотря на то, что эта тенденция доминировала, общая картина развития исторических исследований в эмиграции этим не исчерпывается. Одна область исторических знаний получила в эмиграции новаторское развитие сразу по нескольким направлениям. Об этом и пойдет сейчас речь.
Как уже указывалось, годы накануне первой мировой войны явились в России временем небывалого интеллектуального подъема и взлета творческой активности. Противоречия, присущие традиционному позитивизму XIX в., осознавались все более явственно. Даже сам Ключевский, придерживаясь позитивистской методологии, на деле в своем лекционном курсе сбрасывал с себя ее путы, что выражалось прежде всего в том литературном блеске, с которым он излагал свой материал. Курс Ключевского стал своего рода научным аналогом импрессионистской живописи и поэзии символизма. Кроме того, Ключевский привлек внимание общественности к роли психологического фактора, политических и культурных символов в национальной истории.
Не удивительно поэтому, что более молодые историки вне зависимости от того, каких политических или философских взглядов они придерживались, подвергли ревизии многие традиционные трактовки и методы. В первую очередь это коснулось истории средневековья в России, изучение других периодов также было затронуто этими изменениями. Например, А. Пресняков и С. Веселовский коренным образом изменили традиционный взгляд на процесс формирования централизованного Московского государства, а историки-марксисты подвергли пересмотру взгляды на социальные и экономические аспекты новейшей истории России. Кроме того, развитие археологии, с одной стороны, и интереса к другим культурам — с другой, постепенно оказывали свое воздействие на исторические исследования. Поэт-философ В. Соловьев и поэт А. Блок (которому впоследствии подражал в своих романах А. Белый) подхватили и способствовали распространению идеи о «желтой угрозе» — апокалиптическом конце современного мира, который придет из Азии. Это вызвало в России интерес к среднеазиатским и кавказским владениям империи и к периоду татаро-монгольского ига. Эти явления могут восприниматься как предвестники идей, развивавшихся впоследствии историософией евразийства. Следует признать, однако, что накануне революции «ревизионизм» в исторической науке не получил широкого общественного резонанса и не повлиял на мировоззрение зрелых специалистов-историков. Этим объясняется то, что ученые в изгнании не продолжили линии, намеченной Пресняковым и Веселовским или, например, Н. Павловым-Сильванским. Конечно, сложности с доступом к архивным документам также ограничивали усилия в этом направлении.