«Русское религиозное сознание» — широко известная и легко доступная работа, которую нет смысла подробно здесь пересказывать. Достаточно отметить два наблюдения Федотова. Во-первых, практика язычества и восходящие к нему суеверия сохранялись в русской религиозной жизни в течение долгого времени после принятия христианства, придавая ей своеобразные черты. В религиозных представлениях русского крестьянина в значительной степени присутствовали элементы язычества, в особенности в том, что касалось взаимоотношений человека с миром камней, с животным и растительным мирами. Этот вывод отнюдь не нов, однако Федотову удалось показать, как в течение столетий эти элементы язычества усваивались и переосмысливались христианской традицией, в связи с чем нельзя говорить о существовании некоего противостояния христианства и язычества, скорее речь может идти об их конвергенции и взаимовлиянии. Какие элементы — православно-христианские или языческие — преобладали, зависело от времени, региона, в особенности же — от образа жизни той или иной группы людей. (Здесь мы имеем дело с синкретизмом и с синтезом, а не с «двоеверием». ) Это нашло подтверждение в последних советских антропологических исследованиях, посвященных староверам.
Второй вывод Федотова логически следовал из его изучения житий св. Бориса и Глеба, которые стали прототипами древнерусской святости: русское благочестие подразумевает следование Христу в его самоотверженном призвании служить людям и указывать им путь к спасению. Самоотречение, скромность, стремление брать на себя заботы другого были основными составляющими кенотического, как говорил Федотов, аспекта русской религиозности. Присущая, таким образом, религиозному чувству «направленность на другого», его, если можно так сказать, социальное измерение, было, по мнению Федотова, величайшим вкладом русского православия в этический и духовный прогресс Европы. Естественно, что подобные суждения были непосредственно связаны с собственными христианско-социалистическими убеждениями Федотова, с его надеждами и устремлениями.
Насколько мне известно, Федотов не оказал влияния на изучение русской религиозности и культуры. Однако предложенный им подход оказался наиболее плодотворным при изучении истории раскола и староверов, был взят на вооружение теми, кто проявляет интерес к русской (и вообще европейской) религиозной истории. Он вполне сочетается с методологическими установками и выводами таких новейших исследований, как «Монтайю» Э. Леруа-Ладюри и «Сыр и черви» Карло Гинзбурга.