Эта достаточно простая и однозначная ситуация резко осложнилась после окончания гражданской и советско-польской войн по двум причинам. Во-первых, эвакуация армии и правительства генерала Врангеля означала, что «правительство в изгнании», признанное некоторыми державами, в частности Францией и Королевством СХС, имело все основания предъявить претензии на роль законного наследника империи и взять под свою юрисдикцию всех русских, находившихся за рубежом. Более того, генерал Врангель, как мы видели, не только надеялся сохранить единство своих войск, но и претендовал на то, чтобы взять под свое начало все прочие русские военные формирования, а также отдельных людей, интернированных или эмигрировавших. Как глава последнего из небольшевистских правительств и главнокомандующий вооруженных сил, оказывавших сопротивление большевикам (но в то же время признавая великого князя Николая Николаевича представителем императорской фамилии за рубежом), генерал Врангель потребовал от всех эмигрантов признать его полномочия. В подтверждение этих претензий он направил собственных представителей (членов штаба его армии или представителей правительства в Крыму) в крупнейшие столицы Европы. Эти представители, в случае отказа посла включить их официально в состав дипломатической миссии, должны были сформировать собственные органы для регистрации всех русских, находящихся за границей, координации деятельности организаций по делам беженцев и установить непосредственные официальные контакты с властями соответствующих стран. При этом трения или даже открытые конфликты между послами и сотрудниками миссий становились неизбежными. Официальные лица зарубежных стран, которые занимались проблемами русских эмигрантов, встали перед необходимостью выбора: чьи полномочия признавать. Там, где представители Врангеля не смогли получить существенной поддержки со стороны бывших солдат крымских войск (например, в Париже), они оставались на вторых ролях, занимаясь по преимуществу организацией ассоциаций ветеранов войны. Они были вынуждены также признать ведущую роль командующих тех белых армий, представители которых численно преобладали в данной стране. Так, во Франции это были генералы Миллер и Юденич.
В тех же странах, где бывшие военные подразделения, эвакуированные из Крыма, составляли заметную часть эмиграции (Болга-
рия и Королевство СХС), представители генерала Врангеля играли доминирующую роль. Занимаемое ими положение позволяло организовывать жизнь эмигрантского общества в соответствии с воззрениями Врангеля, проводить его политику, оттесняя на задний план царских послов. Статус и влияние старых посольств сохранялись, как правило, там, где посол получал прямой доступ в правительственные комиссии, занимавшиеся делами русских беженцев, или являлся их членом, как, например, В. Н. Штрандман, участвовавший в работе Державной (государственной) комиссии при правительстве Югославии (она подчинялась непосредственно премьер-министру и контролировала все средства, выделяемые из национального бюджета на нужды русских беженцев). Однако даже в такой ситуации, как мы видим из обширного архива С. Н. Палеолога, белградский представитель Врангеля играл весьма заметную роль в жизни русской общины. Германское правительство непосредственно участвовало в решении проблем русских беженцев, рассматривая эту деятельность как продолжение своих обязательств по отношению к бывшим военнопленным. Некоторые берлинские министерства имели большой опыт в русских делах. Посол С. Д. Боткин, представлявший Конференцию послов, был удачливее в борьбе за главенство в Берлине. Представителю генерала Врангеля А. Е. Римскому-Корсакову пришлось довольствоваться второстепенной ролью.