Всего полвека тому назад считалось (как нечто само собой разумеющееся), что и греки, и римляне в равной степени принадлежат к двум классическим расам. Но с тех пор филология всё же добилась определённых успехов. Учёные научились по крайней мере видеть разницу между трудно уловимыми сущностями и грубой подделкой варваров.
Ныне Греция с каждым днём всё решительней утверждает свою поистине уникальную роль во всемирной истории. Это её законная привилегия в силу одного простого и конкретного факта: основные, классические темы европейской культуры были открыты греками. А человечество до сих пор так и не сумело создать какую-либо культурную форму, хотя бы в некотором отношении превосходящую культуру Европы.
С каждым новым шагом исторической науки увеличивается дистанция, разделяющая Грецию и Восток. В настоящий момент у нас практически не осталось ни одного повода думать, что некогда эллины испытали сильное влияние со стороны восточной цивилизации. Почти совсем не вызывает сомнений тот факт, что римляне не сыграли сколько-нибудь заметной роли в разработке подлинных тем высокой классики. В этом отношении Рим вообще не мог составить Греции конкуренцию. Наоборот, он продемонстрировал абсолютное непонимание эллинского типа жизни. Рим оказался своеобразной западной Японией, поскольку даже его наивысшие культурные достижения были вторичны. Как известно, даже идеи права, государственности, якобы пронизанные истинно римским духом, обнаруживают отчетливые следы греческого влияния.
И вот едва только лопнули звенья расхожих мнений, заставлявших Рим терпеливо стоять на якоре в пирейском порту, как бурные волны Ионического моря (издавна славившегося неспокойным нравом) швырнули римлян в самую пучину средиземноморской стихии. Так порой разгневанный хозяин указывает на дверь незваному гостю.
Что ж, вывод напрашивается сам собой: римляне – типичные средиземноморцы.
Теперь в нашем распоряжении оказалось уже иное понятие, нам следует незамедлительно заменить им нечёткое и, в общем, неверное по смыслу представление о какой-то мифической «латинской культуре».
На протяжении целых веков мировая история пила, не отрываясь, из дивной чаши – Средиземного моря. Без преувеличения можно сказать, что тут перед нами история прибрежья как такового, история, в которой принимали участие народы, толпившиеся в узком коридоре между Александрией и Кальпе, Кальпе и Барселоной, Марселем, Остией, Сицилией, Критом[43].
Высокая волна этой самобытной цивилизации, по-видимому, отхлынула когда-то от Рима, а затем, играя под лучами полуденного солнца, выплеснулась на весь обширный приморский край. И всё же само движение могло, безусловно, начаться в любой другой точке этого географического региона. Больше того, казалось, вот-вот наступал момент, когда инициативу в деле создания новой культуры готовился перехватить Карфаген. Наше славное море до сих пор хранит в своих водах грозную память о стуке коротких мечей, орошённых солнечной кровью. В ту древнюю пору в смертный бой вступили два великих народа, в сущности, ни в чём друг другу не уступавших. Однако от души эллинов они отстояли на одну и ту же абсолютную и тождественную себе дистанцию. Ибо и географическое положение было во многом сходным. Победа Карфагена вряд ли бы повлияла на курс, которому следовали великие торговые пути. Пристрастия рас тоже мало отличались между собой. Основные принципиальные идеи и ценности развивались в одном направлении. В глубине души мы всегда готовы променять Сципиона на Ганнибала, потому что сам вопрос о столь отдалённых приоритетах для нас незначим.