Побудь за стеною
В расхожих клише
Дай время покою
Кирпичной душе
Ступай в свою рощу
В богатый эдем
Оставь свои мощи
Где ты еще нем
Дальше он не пойдет. На горизонте был все тот же туман, а в нем замок, но порог тумана близок и за него мне придется идти одному. Герберт – заложник собственной клятвы, мне все-таки жаль тебя, но произносить это вслух я не стану, не хочу снова вызвать в тебе противоречивых чувств. Ты абсолютно прав в своей идее, потому что она твоя, а пока так, ты остаешься собой.
–Пора прощаться, – с грустью сказал я, хотя в душе больше было надежды.
– Пора, – сказал Герберт почти отрешенно.
–Я передам привет от тебя фонарю, – улыбаясь, произнес я.
– Не нужно, я и сам бы мог, но… – старик недоговорил, я все равно все понял.
– Я обязательно буду помнить тебя, – я начал прощаться.
– Если снова вернешься, не зови ни куда, – улыбаясь, сказал Герберт.
– Ты можешь гораздо больше, – сказал я и протянул руку. Старик взял ее в обе ладони, и не глядя на меня, потряс ее, а затем поднял свой взгляд, тот же самый что и при встрече, немного смущенный.
Неподвижный туман стеной оставался позади, будто скованный волей чудесного города, в веках стоять на страже. Неожиданно я оказался в самом центре, словно рукой подброшенный за его стены. Тишина нависла надо мной, так как бывает в преддверии опасности. Я опустил глаза, и камни уставились в них. Когда тебе смотрят в затылок, ты ощущаешь нечто похожее. Кругом огромные башни стрелами возвышаются над маленькими домами из серого камня. Дорожки того же цвета что и дома, устланы ровно, как зеркало. Вдоль домов тянутся тротуары с горшками зеленых растений, в линию стоят фонари. Только под фонарями вовсе нет лавочек, как было тогда у меня. Ближе к домам ютятся телефонные будки, красные настолько, что в общей серости режут глаза. Чуть поодаль виднеются мостики, дугой переложенные через канал. Возможно, то была настоящая река, вот только вода в ней показалась какой-то слишком яркой, синей – синей. Лишь на картинке я как-то видел такую воду в одном озере среди скал. Я слегка обернулся, и стало совершенно ясно – передо мной самый центр этого безлюдного творения цивилизации. В один большой круг, здесь была раскинута площадь, а посреди нее… мы привыкли видеть фонтан, большую статую или колонну. На этой площади красовался совершенно обычный стул, но в самом ее центре. Я вдруг понял, что должен был захотеть сесть на него. Так поступил бы едва ли не каждый, но мне это не к чему. Любой, кто остался бы здесь непременно бы сел. Город не угадал моего желания, и я побрел дальше.