Притащив из соседних домиков матрас, он расстелил его на кровати, растопил печь и слёг с сильным жаром не в силах больше ничего предпринять. С каждой минутой воздух в комнатке прогревался всё сильнее, наполняя его прелым запахом старого мышиного помёта и древесной гнили. Дышать было тяжело. Всё тело Ефрема трясло и потело. Слабость нарастала, и Ефрем со страхом подумал, что если он продолжит и дальше лежать без еды, то уже скоро не сможет встать никогда. Не осталось никаких умственных ресурсов, чтобы думать о морали и этике. Он вскрыл одну из банок с холодцом, сдул пыль с железной миски, что стояла на полке, и найденной ложкой наложил несколько кусков мяса с жиром и желе. Миску он поставил на горячую печь. Рядом с ней встала железная кружка, полная наломанных сосулек с крыши.
Горячий топленый бульон оказался очень вкусным. Ефрем словно пил волшебный эликсир жизненных сил, которые восстанавливали и питали всё его тело. Нежное мясо таяло на языке. Его ароматный сок растекался по жилам, насыщая их энергией. Во время еды голодный Ефрем всё равно старался не думать о том, что с ним происходит и чьё мясо он ест. Он не чувствовал ни отвращения, ни сожаления, ни ужаса. Только удовольствие от насыщения, и насыщения такого приятного и сытного, которого, казалось, не испытывал никогда. Сначала он думал, что этот особый вкус являлся следствием сильно обострившегося голода. Насытившись, он потом ещё некоторое время не возвращался к этой еде, но уже на следующий день внутри него снова просыпался голод – дикий и ненасытный. Со страхом Ефрем понимал, что он хочет есть, причём есть только это мясо. Никакие другие гастрономические грёзы о блюдах из прошлой жизни не вызывали у него такого ментального удовольствия, как мысли о банках с человеческим холодцом, стоящих под кроватью.
С не меньшим ужасом Ефрему начинало казаться, что в те дни, когда он отказывался есть мясо, его силы истощались с ещё большей скоростью, нежели когда он ел обычную еду в цивилизации. Появлялось гнетущее, болезненное состояние, поправить которое, несомненно, была способна только новая порция вкусной человечины. Только в этом мясе была необъяснимая и животная притягательность, которая могла вывести его из гнетущей немощности и беспросветной тоски. Человеческое мясо в рационе начинало казаться жизненной необходимостью, и только оно могло Ефрема спасти.
Ефрем на время переборол свои сомнения. Питаясь пару раз в день маленькими порциями Женьки, он уже очень скоро крепко стоял на ногах, был полон сил и полностью избавился от лихорадки.