– Олег, в тебе у меня сомнений нет, но подумай ещё раз хорошенько, – говорил ему Лёва, когда тот заявился к нему вечером в палатку и вызвался идти. – Для первого сезона ты и так показал себя молодцом. Я могу Артёма, он к дальним переходам привычен, всё-таки 60 километров по горам, с палаткой, печкой, едой и инструментом. Тем более, скоро начнутся холода, и очень может быть, что выполнение плана затянется…
Олег был непреклонен и готов на всё. Он уговорил своего начальника взять его с собой в дорогу, и уже на следующий день они двинулись в путь.
Погода днём была моросной. Весь первый день пути капал дождик, а к вечеру ненадолго выглянуло солнце, сковав жёлтые резные листья ольхи стеклянными корками льда. Олег и Лев с огромными рюкзаками за спиной медленно петляли между невысоких холмистых хребтов, стараясь по возможности их обходить, но всё равно к вечеру совсем выбились из сил.
Начало темнеть. Геологи быстро обустроились на ночлег – на скорую руку натянули палатку меж тонких стволов лиственных деревьев, поставили печь, просунули в железную распорку на боку короткую печную трубу. У палатки, на кочке мерзлотного медальона, развели костёр и приготовили ужин.
Ночью под тусклым светом налобного фонарика Лев сверял маршрут с топографическими картами и делал привязку.
– Завтра должны быть на месте, – говорил он. – Путь неблизкий, советую хорошенько отдохнуть. Впереди длинный хребет, через который придётся перевалить, но это последняя серьёзная преграда на нашем пути.
Олег от усталости уже с трудом дослушивал Лёвины слова. Он лежал на неровном коврике, на бугристом слое пряного ягеля. От таскания тяжёлого рюкзака весь сезон простреливала спина, и бесконечно ныли колени. Недолгие часы сна, пускай и в таких неприхотливых условиях, казались ему особо приятными.
Ночью в тайге разыгралась гроза – это была, наверное, первая и последняя серьёзная грозовая буря в этом уходящем сезоне. Шёл сильный дождь, грохотало где-то над самой головой, а под полы палатки иногда задувал ветер. Крепко убаюканный стуком крупных капель о полог палатки, Олег грозы совсем не слышал. Где-то в глубине души он уже начинал немного жалеть, что согласился идти в этот трудный поход. Ему снился родной город, тёплый дом, вкусная еда, и милое лицо его любимой Сони. Но Сонино лицо быстро исчезло, превратившись в размытую реальность, затяжной дождь, тонкую палатку и невнятный шум, всё громче доносившийся со всех сторон. Шум этот, сперва похожий на белый и монотонный, потихоньку начинал вычленять из себя отголоски чьих-то стонов, громкий стук и треск рвущейся ткани. Одновременно с этим всё тело обдул холодный ветер – такой колючий, что Олег уже совсем было подумал что проснулся, и его палатку сдуло ураганом, но окончательно осознать этого не успел. На его голову обрушилось что-то тяжёлое, и он на какое-то время провалился в абсолютно чёрную пустоту. Несколько раз его вырывало из этой пустоты, и он видел перед собой мрачное, бездонное небо и кривые верхушки старых лиственниц, изредка озаряемые яркими всполохами молний. Тело его совершенно не слушалось, будто было туго и накрепко стянуто со всех сторон стальными обручами, подобно пузатой деревянной бочке. Всё пространство над ним медленно двигалось и рывками уходило куда-то всё дальше, и каждый раз ему казалось, что при каждой яркой вспышке он видит совершенно новые верхушки, всё плотнее и плотнее смыкающиеся над его головой. Это неясное состояние, эта парализованность и слабость наводили панику. В какие-то моменты Олегу казалось, что если он не пошевелится или хотя бы не закричит, то точно сойдёт с ума и будет вечно заперт в этом холодном аду, где только дождь, плывущий лес и громкий шум бесконечной грозы. Кричать было тяжело. На грудь что-то давило, а голова трещала от боли, мешая краски, не давая понять чёткой границы между реальностью и сном, будто он уже мёртв, и ожидает своей бесконечной очереди на конвейере в адском чистилище для неприкаянных душ.