Обеденный зал на корабле представлял собой гигантских размеров комнату. Почти все ее пространство занимал длинный стол, накрытый белоснежной скатертью. На нем стояли зажженные свечи, множество бокалов, тарелок и металлических приспособлений, о назначении которых мне оставалось только догадываться.
На дальнем конце стола, на стуле с высокой спинкой восседал Лин. При нашем появлении он поднялся и поприветствовал цесаревича легким поклоном.
– Доброе утро, Ваше Высочество.
– И тебе, – небрежно отмахнулся Дэв. – Ты успел позавтракать?
Лин дождался, пока цесаревич займет место во главе стола, и только после этого присел сам. Расправил на коленях кружевную салфетку и вежливо сообщил:
– Как можно? Я ждал вашего прибытия.
Дэв потянулся к бархатной подушечке, взял с нее колокольчик и позвонил.
На его зов откликнулись двое слуг. Один тащил пузатый чайник и маленькие чашки, размалеванные росписью. Другой держал поднос с удивительно красивой кастрюлей и круглым половником.
От принесенной еды шел умопомрачительный аромат. Мой рот наполнился слюной, а желудок заурчал, вопреки хорошему тону. Тщетно пытаясь не смотреть на стол, я встала за спиной цесаревича и обвела взглядом помещение. Присмотрелась к слуге, что накладывал в тарелку густое желтовато-белое варево.
Цесаревич зачерпнул полную ложку и поднес ко рту. Пришлось напомнить ему о себе громким покашливанием.
– Ах, да, – улыбнулся он. – Ты тоже присаживайся.
Предложение было заманчивым, но для начала мне стоило выполнить обязанность.
– Позвольте мне попробовать первой.
– Что за наглость?! – взвился Лин. – Я сам всегда снимаю пробу с блюд Его Высочества. Это мне поручил Император.
– Я не принадлежу Императору, – я возразила тихо, но уверенно.
Дэв хмыкнул: происходящее его забавляло. Мое замечание явно польстило ему.
– Садись, – он отодвинул стул рядом с собой.
Я почувствовала себя мышью, приглашенной на пир в логово кота. Избегая косого взгляда клювоносого, заняла предложенное место. Положила локти на стол и сгорбилась. Огрубелые ладони резко контрастировали с нежной тканью скатерти и изящными столовыми приборами.
Цесаревичу и этого показалось мало. Он поднес ложку с завтраком к моему рту и заявил:
– Не соблаговолит ли прекрасная госпожа вкусить сие скромное угощение?
Не могу сказать, чего мне хотелось больше: треснуть его за шутку или обнять.
Пища была мягкой и теплой. Кажется, ее называли кашей. Я только однажды такое пробовала – когда мы с ребятами во время задания набрели на колонию поселенцев. Тогда это угощение показалось нам манной небесной. Сейчас тоже.