— Товарищи, я хотел бы встретиться с вашим командиром… — слишком спокойно и с достоинством промолвил очкарик, украдкой улыбнувшись уголками губ.
Но его тут же грубо оборвали:
— Навозные черви — твои товарищи, а не мы, шкура ты продажная!
— Видали, он еще и разглагольствует о командире… А ну, заткни, Тимоха, ему глотку!
В тот же миг кто-то из загравинцев так стукнул очкарика ногой, что он тотчас же полетел кубарем.
— Зачем же вы так сразу? — лежа на спорыше, простонал тот. — Вы бы сначала спросили: кто я, зачем прибыл сюда?
— Скажи спасибо, что мы до сих пор еще не прикончили тебя!
Пришелец попытался было встать на ноги, но кто-то снова угостил его тумаком.
— Да подождите хоть минуту! — уже не мольба, а гнев прозвучал в его голосе. — Я ведь полностью в ваших руках и никуда не денусь. Вы можете со мной сделать, что только пожелаете, но сначала отправьте к своему командиру. У меня есть важное дело к нему…
— В самом деле, хлопцы, нечего нам здесь… Его нужно бы отконвоировать в лагерь, — предложил Антон Рябой.
— Что-о-о? И этого тоже в лагерь? — закричал Довгаль. — А не слишком ли много будет там всякой дряни? Почему это наш лагерь должен превращаться в курорт для гестаповских гадюк? Хватит того, что Ксендз и так уже собрал там целый выводок… Прикончить гада — и вся ярмарка!
— Правильно, прикончить! За смерть Загравы и Маршубы!
— Кровь за кровь! — распалялись от душевной боли, от горя партизаны.
И в этот момент в центр круга протиснулся Опанасюк, упал на колени рядом с очкариком, поднял в отчаянье руки над головой и заголосил, как на похоронах:
— Опомнитесь, люди добрые! Если вы порешите его, то навсегда погубите мою Настусю. А чем она, несчастная, перед вами провинилась? Что плохого я вам сделал?..
Этот отчаянный крик и привел в сознание Ксендза. Вскочив на ноги, он быстро бросился к толпе.
— Что здесь за перебранка, разрешите узнать?
— Да вот Опанасюк гниду гестаповскую сюда приволок… Хочет ее подбросить нам в обмен на свою Настусю…
— Пропустите их обоих в хату! — распорядился Ксендз.
— А не много ли чести? Мы перед разной нечистью чуть ли не на животе ползаем, а они по нашему брату — свинцом из засад, — встал вдруг на дыбы Довгаль. — Да пусть у меня лучше ноги отсохнут, чем я поведу такую нечисть в хату!
Вдруг с треском раскрылись оконные рамы, из светлицы выглянул комиссар Ляшенко:
— Это что за дискуссии, товарищ Довгаль? Вы что себе позволяете? Немедленно выполняйте приказ старшего командира!
Притихли, умолкли партизаны, начали расходиться кто куда. Последним побрел к крыльцу Довгаль. А следом за ним — Опанасюк, очкарик в фасонном костюме и Сосновский.