— Без всякого сомнения. Как известно, Гитлер объявил всех славян унтерменшами, подлежащими поголовному истреблению. По нацистской логике разница между украинцами и словаками заключается лишь в том, что нас Гиммлер приказал ликвидировать в первую очередь, а вас на какое-нибудь десятилетие позднее. Короче, судьба у нас общая. Так разумно ли, чтобы славянская кровь проливалась во имя интересов фашистских нелюдей?
— Убедительно. Но что конкретно вы предлагаете?
— Хотя бы дружественный нейтралитет. Дружеский, понимаете?
Стулку явно заинтересовало это предложение. Некоторое время он обдумывал его, а потом сказал:
— К сожалению, я не уполномочен говорить от имени всех словаков. Единственное, что могу обещать, — передать ваши слова полковнику Мицкевичу. Окончательное решение надлежит принимать ему…
— Передайте также полковнику Мицкевичу наши заверения, что ни одна партизанская пуля не будет послана в словака, если мы будем иметь гарантии, что ни один из ваших стрельцов не применит оружия…
— Стрелять в братский народ мы никогда не стреляли и не собираемся. Но не забывайте: мы солдаты. Если наши части отправят на действующий фронт — а такая перспектива вполне вероятна, — нам придется… На передовой прав тот, кто выстрелит первым. Разве не так?
— Как подтверждает исторический опыт, безвыходных ситуаций не существует. При искреннем желании на передовой вы можете наладить диалог с советским командованием…
— Выходит, вы толкаете нас на сознательную измену?
— Нет, сотник, мы предлагаем вам честный договор. Ибо понимаем, что прибыли вы сюда не по собственному желанию, а по принуждению.
— Хорошо, я все это передам командиру дивизии, — глухо промолвил Стулка.
— Заранее благодарен вам. Только почему вы все время прячетесь за спину полковника? Почему боитесь выразить свое личное отношение? Неужели вас устраивает, чтобы за вас всегда решали другие?
Полными печали и отчаяния глазами Стулка обиженно посмотрел на своего миловидного собеседника, а затем медленно склонил голову, прищурил воспаленные глаза. Что он мог ответить этому мудрому человеку? Что никогда в жизни не мечтал брать в руки оружие и тащиться в личине завоевателя на земли уважаемого с детства, талантливого народа? Что издавна тайком презирает зачуханную верхушку своего околья, которая душой и телом продалась нацистскому выродку-параноику? Что после получения черного извещения о смерти Богумила пришел к выводам, которые боялся произнести даже наедине с самим собой?..
О, если бы сейчас речь шла только о нем, он решил бы все очень просто и легко, ведь стрельцы вверенной роты…