— За чужие спины я не привык прятаться, пане товарищ, — наконец выдавил он из себя. — К разумным вещам я всегда относился и отношусь с пониманием. Но ваше предложение… Разве же так просто перебросить мост между двумя берегами?
— До сих пор история не прокляла никого, кто наводил мосты братства между народами.
— Доподлинно так! Но если бы речь шла только обо мне лично… Я командир и в первую очередь обязан заботиться о подчиненных.
— По-моему, о них все время и идет речь. По поручению своего командования заверяю, что при первой же необходимости любому из ваших стрельцов мы гарантируем надежное убежище в команде надпоручика Шмата. А такая потребность может возникнуть.
— И притом очень скоро, — вырвалось у Стулки.
Ксендз не стал ни о чем расспрашивать сотника, хотя догадывался, что он имеет в виду.
— Полковник Мицкевич вчера как бы между прочим намекнул, это эсэсы снова заваривают против моих стрелков какую-то крутую кашу, — немного погодя сказал Стулка. — Со дня на день в Малин должна прибыть следственная комиссия. Гестапо якобы имеет неопровержимые доказательства связей моих подчиненных с партизанами. Неужели боши как-нибудь пронюхали о передаче чотой Очака вашим людям взрывчатки с пристанционных малинских складов? Только как они могли узнать?..
«Значит, произошло то, чего более всего боялся Артем: в руки фашистов попали оставленные под Березовой гатью ящики с толом, и теперь гестапо вынюхивает, откуда и почему они оказались в этой глуши», — наполнилось горячей болью сердце Ксендза.
— Прямых доказательств виновности ваших стрелков гитлеровцы пока еще не имеют. Однако вскоре могут их иметь.
Стулка вопросительно посмотрел на Ксендза.
— Понимаете, произошла огорчительная накладка. Когда нагруженный взрывчаткой обоз возвращался из Малина, он на рассвете наскочил под Березовой гатью на вражескую засаду. В той огненной кутерьме один из возов попал в трясину. Наши надеялись, что до утра он утонет, а вышло, наверное, не так…
У сотника нервно дернулась верхняя губа:
— Как можно допускать такие кляксы!
— Что произошло, того не поправишь. Но дело нашей чести отвернуть от вас беду. Я прибыл сюда прежде всего для того, чтобы разработать план операции, которая раз и навсегда поставила бы вас вне подозрений.
Однако Стулка никак не реагировал на эти слова. Хмурый и насупленный, он сверлил взглядом полотняную скатерть на столе.
— Скажите, какой была бы реакция немецкого военного командования, если бы, например, ваша рота до основания уничтожила почти сотенный партизанский отряд?
Сотник отпрянул от Ксендза будто от прокаженного.