Недалеко от меня, неизвестная мне пожилая женщина делала над другим пострадавшим неясные пассы рукою, бормоча при этом молитву. Всё бы ничего, но я ясно видел в полутьме слабо освещённого помещения, как с её губ слетали светящиеся сгустки материи.
А если присмотреться, то можно было заметить, как слова, которые она говорила, трансформировались из слабого звука в светящиеся символы и, опустившись на тело больного, медленно проникали в него. Удивительная жизнь, мать моя — женщина.
А кто, кстати, моя мама? Я же подросток, могу я спросить, кто моя мать, или нет? И где мой, с позволения сказать, отец? Чтобы никого не задеть, какого овоща он не защитил меня? Или, как настоящий мужчина, он всё бросил и побежал спасать другую семью? А то и вовсе, сделал дело, посчитал себя молодцом, а ребёнка — неудачным экспериментом, и свалил в дальние дали, только его и видали?
С этим делом надо было срочно разбираться и, не обращая внимания на боль, которую я от груза свалившихся на меня проблем несколько подзабыл, я спросил у доброй женщины, которая нависала над моим лицом своей грудью.
— Кто вы? И где моя мать и отец?
— Ты что, Эрнандо, ничего не помнишь? Несчастный малыш, эти пираты пытали тебя, я видела, как ты мучился, когда они смазывали твои пятки маслом, а потом поджигали их. Ты всё забыл от шока.
Действительно, тут немудрено всё забыть от такого… И как я ещё остался в живых. Да, похоже, этот Эрнандо в живых и не остался, а вместо него я прилетел. И не надо меня называть Эрнандо, зовите Карлсон, просто Карлсон, который живёт, а где это я живу всё-таки?
— Где я?
— Ты в городе Панама, в церкви святой Анны. Нас загнали сюда пираты этого исчадия дьявола Генри Моргана, и теперь мы все ждём своей незавидной участи. Твоя мать, добрая женщина и верная супруга, уже два года как потеряла твоего отца Хосе Мигеля Гарсия-Санчес. Он ушёл на своём корабле в море, на острова Товаго и Тавагилья, и не вернулся, а вместе с ним уплыли и все ваши деньги, на которые он купил множество товаров.
— ???
— Он был купцом и моряком, твой отец, одним из самых известных в Панаме. Твоя мать, Мария Анна Монтеро-Гомес, долго горевала о нём. Но ничего поделать не могла. Ты был единственным ребёнком в вашей семье.
Слушая её очень внимательно, я постепенно ужасался, это куда же я попал, в семнадцатый век, получается? Интересные дела творятся, святые угодники. Боже, что я несу, какие святые угодники, я же, как и большинство молодёжи, практически атеист, не верю ни во что, а во что верю, того и сам не понимаю.
А здесь эти слова так и льются из меня, да и верю я, что само по себе странно. Чувство причастности к окружающей обстановке в полной мере овладело мною. Про отца я узнал, также обнаружилось, что я один ребёнок в семье. Про пиратов, в принципе, и так было всё понятно. Но где мать?