Вместе со звуками к нему вернулась и боль, но она исходила не от побитого лица, а от ног. Неловко вывернув шею, он обнаружил, что его ступни представляют собой сплошное обгоревшее мясо. Там, где коже повезло больше, вздувались огромные пузыри, наполненные жидкостью, там, где ожоги были гораздо сильнее, запеклась чёрная корка, заменяя полностью сгоревшую кожу.
Кто-то попытался облегчить его страдания, смазав ступни небольшим количеством неизвестной ему мази, но этого было явно мало. Очнувшись, он застонал от пронзительной боли, на этот звук к нему опустилось лицо рядом сидящей женщины.
— Эрнандо! Ты меня слышишь?
— Да!
Слова, которые вылетели изо рта, не были словами русского языка, и английскими они тоже не были, его он худо-бедно знал. Они вообще были ему не знакомы, но он говорил на нём. Как это могло случиться, и при чём тут Эрнандо?
Но факты говорили сами за себя. В недоумении он осмотрел своё тело, стараясь не реагировать на мучительную боль. Это ему дорого стоило. Издав ещё один нечленораздельный вопль, он откинулся обратно на каменный пол, застеленный какой-то тряпкой, на которой и лежал.
— Эрнандо, не вставай, ты ранен! Тебя пытали! Подлые пираты, будьте вы прокляты! — в гневе женщина подняла вверх сжатый кулак и зарыдала.
Пираты?! Что за хрень? Эрнандо? Я теперь Эрнандо? Церковь? Испанский? Боже, я же говорю по-испански! Точно!
В голове стала складываться неприглядная картинка. Во-первых, моё тело моим уже не было. Это было тело подростка лет двенадцати-тринадцати, и оно было гораздо меньше моего, а также обладало необычной для меня полнотой. Этакий раскормленный малыш. А ведь я всегда был худым, как щепка, из-за чего вечно выслушивал насмешки со стороны одноклассников, а потом однокурсников и однокурсниц.
А теперь я был больше похож, нет, не на малыша, а на Карлсона, только вот, вместо пропеллера, в ж… ниже спины у меня были обожжённые ноги. Я ведь помнил, как горел в своей квартире! А где я сейчас? И почему меня зовут Эрнандо, а не Хуан. После всего, что со мной случилось, не иначе, как Хуаном, меня назвать было нельзя.
Бонус, приобретенный в качестве подросткового тела и лишнего веса, судьбе не засчитывается. Я, кажется, не просил! С другой стороны, мог вообще попасть в женщину, и потом что бы я делал со своею сущностью? Ненавидел, или получал удовольствие, хватая себя за грудь?
Скорее, ни то, и ни другое. В том, что мою душу забросило в чужое тело и в параллельный мир, я уже не сомневался. Боль хорошо прочищает мозги, даже такие ленивые, как у меня. Я попал, как минимум, в прошлое, но вот некоторые особенности этого мира меня уже начали настораживать.