Нина Павловна оделась во все черное и отнесла холодец на кладбище. Посидела у чужой могилки, поплакала. А холодец Аниному мужу отдала, чтоб помянул. Он на кладбище сторожем работал.
Через два дня Аня и Нина Павловна пришли в дом.
— И какой из них? — спросила Аня
— Не знаю, — Нина Павловна прихлопнула таракана, — может, этот. Ты дезинфекцию закажи, так вернее.
Через семь месяцев у Ани родилась девочка. Здоровая — 3600. Записали как Нина. Поздравить пришла только пожилая женщина. Поцеловала ребенка в губы и тут же умерла от чего-то. Наверное, от старости.
Мимо пробегала медсестра, хотела помочь, но в операционной тяжелый — ко всем не успеть.
И с тех пор Аня рожает Нину, а Нина рожает Аню, рожает Нину, рожает Аню, Нину. Чтобы никогда больше ни старости, ни голода. Чтобы не надо было бежать.
— Вы, может, сразу всех соберете, чтобы мне не повторять?
— Рассказывай давай. Откуда приехал? Регистрация у него есть?
— Есть. В Одинцово комнату снимает.
— Ясно. С гражданином Сергеевым был знаком?
— Да, были мы знакомы. На базаре встретились. В Османской империи.
— Где?
— Это он про Турцию. Выяснили уже.
— Ну, нашел он меня на базаре. Специально искал или повезло просто — не знаю. Купил. Привез в Москву и тут отпустил. Дарую тебе свободу, говорит.
— А ты чо?
— Я рад, конечно. Пел и плясал семь дней и семь ночей. Потом устал.
— Пропил все?
— Не пью. Просто радовался очень, понимаешь? Но недолго. Я ж дома лишился. И вся сила моя ушла. Был Абуллаах ибн Ахсуд, а стал обычный хач, понимаешь?
— И?
— Что «и»? Он меня отпустил, а я о такой свободе даже не мечтал никогда. Делай что хочешь, кушай что хочешь, иди куда хочешь, говори с кем хочешь. Но только это сказки все. У вас же если восточный, то туда не ходи, сюда не заходи, с людьми приличными не говори. Даже дом нормальный не найти. И работу. А я к роскоши привык, к богатству, понимаешь? Люблю, чтобы туфли остроносые, рубаха чтоб с золотой ниткой вот тут вот, по краю. А не этот ваш китайский оптарь и беляши на остановке. Тфу, ихса.
— Давай к Сергееву ближе, Шахерезада.
— Да ты пойми, у меня от входной двери до кровати полшага. Что окна нет, я привык, не страшно, но сплю, как последний ишак. Ни ковров, ни подушек, ни ваз. Супы эти по городу вожу, прислуживаю. Один мне борщ прямо в лицо вылил, сказал, что холодный привез. А он не холодный был — все лицо обварилось. Хорошо, что борода. Решил, не хочу так. Лучше как было. Ну да, тоже прислуживаешь, но суп тебе в морду никто не плещет. И говорят уважительно. А тут «слыш, брат» — такое тут у вас уважительно, да? Хромой шакал тебе брат.