Смирнов: Значит, дата и место, указанные в протоколе, являются ложными?
Марков: Да, это так.133
<…>
Д-р Штамер: Задачу, которую вам предстояло выполнить там, Вы рассматривали как политическую или научную?
Марков: Я с самого первого момента понимал эту задачу как политическую и поэтому пытался уклониться от неё.134
Марков отметил лживость «Официального материала» в вопросе о насекомых.
Как отмечалось, вопрос о насекомых стал причиной множества противоречий в германском «Официальном материале». Марков тоже их заметил:
Марков: Что касается насекомых и их личинок, утверждение доклада, будто ни одна из них не была обнаружена, находится в вопиющем противоречии с выводами профессора Пальмиери, которые записаны в протоколе вскрытия трупа, произведённого им лично. В протоколе, опубликованном в той же немецкой Белой книге135, говорится, что во ртах трупов обнаружены следы останков насекомых и их личинок.136
Марков подтвердил, что протокол подписан им под давлением.
Д-р Штамер: Свидетель, в начале моего допроса вы заявили, что полностью осознаете политическое значение вашей задачи. Почему же тогда вы не протестовали против этого доклада, который не соответствовал вашим научным убеждениям?
Марков: Я уже говорил, что подписал протокол, так как был убеждён, что обстоятельства на этом изолированном военном аэродроме не предоставляли другой возможности, и поэтому я не мог выдвинуть никаких возражений.
Д-р Штамер: Почему вы не предприняли никаких шагов позже?
Марков: Моё поведение после подписания протокола полностью соответствует тому, что я здесь заявляю, повторяю. Я не был убеждён в истинности германской версии… Из-за политической ситуации, в которой мы оказались в тот момент, я не мог сделать публичное заявление о том, что германская версия неверна.137
Нет доказательств, что Маркова «заставили» давать показания в Нюрнберге. Находясь в Западной Германии, он, если бы захотел, мог попросить политического убежища. Но Марков поступил иначе, поэтому нет никаких оснований думать, что его показания в Нюрнберге носили недобровольный характер. Марков неоднократно заявлял, что находился под принуждением, подписывая протокол в «Официальном материале», где говорилось, что катынские трупы погребены три года назад, хотя это противоречило его собственным убеждениям.
Ценцяла, конечно, знала, что показания Маркова носят уничтожающий характер, но только по отношению к обвиняющей СССР нацистской и польской антикоммунистической версии. Если бы Ценцяла была объективным и ответственным историком, она изучила бы показания Маркова, и, признав, что те противоречат «официальной» версии, двинулась дальше. Вместо чего она повела себя нечестно, скрыв свидетельства, о которых читатели, таким образом, ничего не узнают.