Выпалив все это одиным махом, я и сама вдруг понимаю, насколько обижена отношением Ника ко мне, раз уж это выплеснулось из меня, словно само собой, ненароком… Помимо моей воли. Я даже и не собиралась затрагивать эту тему… Доминик, если и удивлен таким поворотом разговора, вида не подает, я скорее чувствую, чем вижу, напряженную линию его губ и тяжелого подбородка.
Я, действительно, не думал, что ты все это так воспримешь, Джессика, — после некоторого молчания произносит он, — у меня и в мыслях не было обидеть тебя… Просто… просто ты должна понять, — голос его звучит глухо в вечерней тишине, — вновь встретиться с тобой уже было достаточно сложно, а тут еще новость о твоей работе в доме Вайсов…
Не я тебя преследую, — выдаю я стремительно. — Не знаю, что ты там порассказал Ванессе… — («про нас», хочется добавить мне, но я вовремя замолкаю, ведь никаких «нас» никогда не было), — но она явно имеет что-то против меня, и сегодня я поняла это с определенной ясностью. Разве ты не видел, что сцена в спальне была искуссно ею подстроена? Она недолюбливает меня, и это еще слабо сказано.
И зачем я вываливаю все это на него? Ему ведь нет никакого дела. Три года прошло… Остынь, Джессика.
Я ничего ей про тебя не рассказывал, — Ник переступает с ноги на ногу, — я лишь обмолвился однажды, что работа в Японии стала для меня неплохим способом бегства, вот и все. Она не стала расспрашивать, а я не углублялся в этот вопрос. Возможно, она сама сделала некие выводы, независимо от моего молчания, я не знаю… но с чего бы ей теперь недолюбливать тебя?
Это ты мне скажи, Доминик Шрайбер! — слишком эмоционально отзываюсь я. — Я уже ничего не понимаю, — снова всмотриваюсь в едва светлеющее пятно на месте его лица. — Сегодня ты был очень зол на меня… я бы даже сказала, ненавидел меня, — более тихим голосом добавляю я, — может быть, я и сама виновата, я готова это допустить, но когда-то мы неплохо ладили, можно сказать, были друзьями, и эта перемена в тебе глубоко меня ранит.
Темная фигура снова переступает с ноги на ногу.
Возможно, мне не следовало этого говорить, может, стоило продолжать делать вид, что между нами все так и должно быть, но темнота ночной улицы, словно тайная исповедальня, исторгала из меня все накопившиеся обиды и претензии.
Я вовсе не ненавижу тебя, Джессика, — отзывается на это Доминик, — с чего бы мне тебя ненавидеть? Просто ты права, то, что сегодня случилось… было мне неприятно. Я не хотел, чтобы ты врывалась в спальню и… срывала с меня рубашку… — Слышу в его голосе проклюнувшуюся улыбку и тоже улыбаюсь шутке. — Возможно, три года назад это и было моей наипервейшей мечтой, но теперь у меня для этого есть Ванесса.