При упоминании имени Доминика я испытываю странное колющее чувство в области сердца, даже горе девушки перестает казаться таким уж значимым — подумаешь, похотливый старик потискал ее за грудь. Вот уж проблема… Собственная реакция ужасает меня, и я кидаюсь обнимать горемыку.
По-любому, я его больше видеть не желаю, — припечатывает та капризно, — руки он, может, распускать больше и не станет, но мало ли чего может хозяину про меня наговорить… Мне место терять не хочется.
Таким образом, когда месье Рошель просит одну из нас подать кофе в оранжерею — сделать это предстоит именно мне…
Месье Шрайбер знать толк в хороший кофе! — страшно коверкает немецкий повар-француз. — Ты отнести ему сразу целый кофейник…
Кофейник так кофейник, думаю я, подхватывая поднос с кофейными принадлежностями. Я наконец-то увижу отца Доминика и мне все равно, будет ли при этом у меня в руках кофейник или грязная половая тряпка… Я ведь не замуж за него собираюсь.
На подносе две кофейные чашки, размышляю я по дороге, значит либо Ник, либо Михаэль находится сейчас с ним — по крайней мере, моей добродетели ничто не угрожает, веселюсь я, толкая стеклянную дверь оранжереи…
Гюнтер Шрайбер сидит в плетеном кресле и читает газету — это первое, что я вижу, направляясь к кофейному столику, и пока он занят этим крайне важным для него делом, я позволяю себе хорошенько его рассмотреть… Ну, не мумия, конечно, думается мне сразу, но мужчине явно хорошенько за пятьдесят, а для двадцатилетней девчушки это практически глубокая старость, лицо несколько одутловатое, явно свидетельствующее об излишествах, в которых тот себе не привык отказывать, но волосы по-прежнему густые, хотя и посеребренные сединой… Есть что-то пренебрежительное во всей его царственной позе праздного гуляки, которую он сейчас на себя напустил, и я понимаю, что Гюнтер Шрайбер мне не нравится… То ли Хелена виновата в этом моем предубеждении, то ли я сама дошла до подобного отношения простым беглым взглядом — сама не берусь судить. Только вот я ставлю поднос на стеклянный столик и собираюсь было молча ретироваться, как мужчина вдруг вскидывает на меня свои почти прозрачные, голубые глаза и произносит… с ленцой так произносит:
О, новая девочка! Чудесно.
За девочку, конечно, спасибо, отзываюсь я мысленно, но вот всего остального лучше бы не надо…
Месье Рошель просил передать вам кофе, — произношу я невозмутимым тоном, и меня награждают заинтересованным взглядом. — Могу еще быть чем-то вам полезна?
Ох не нравится мне эта его улыбочка! Ощущаю себя черной рабыней на невольничьем рынке, которую оценивает будущий хозяин… Мерзкое чувство.