.
Если в самом начале своей деятельности Швейцер признавался: «Проповеди для меня были внутренней необходимостью»[8], то уже вскоре он понял, что работа проповедника не достигает цели: пролетарии, составляющие большинство городского населения, не интересуются больше церковью[9]. Швейцер пытается в проповедях ответить нa насущные вопросы своего времени: выступает против насилия колонизаторов в заморских cтранаx, призывает к человечности. Но что могли изменить эти проповеди? Они лишь навлекли подозрения на молодого пастора. Когда он откликнулся на призыв миссионерского журнала и решил поехать в Африку, руководители французского миссионерского общества не разрешили ему вести проповедническую работу даже среди африканцев. Швейцер должен был «дать обязательство не совершать никаких религиозных обрядов, к примеру актов крещения, не читать проповедей... а строго ограничиться чисто врачебной деятельностью». Церковники опасались, как бы врач, едущий оказывать африканцам безвозмездную медицинскую помощь, «не внес смуту в умы миссионеров и обращенных в христианство туземцев».
Все это не могло не повлиять на отношение Швейцера к официальной церкви. Они видел, что руководители миссионерского общества не представляют себе истинного положения дел в Африке, не пекутся об удовлетворении насущных потребностей коренных жителей бассейна реки Огове, остро нуждающихся во врачебной помощи. Сталкивался Швейцер и с лицемерием ортодоксальных церковников, которые не хотели, чтобы он ехал в Африку даже в качестве врача. И Швейцер отвечал им не только открытой неприязнью, но и прямым противоборством. Об этом свидетельствует Ромен Роллан: «Он (Швейцер. — В. П.)испытывает отвращение к богословию, отвращение к писцам храма, отвращение к той непрерывной лжи, в какой его заставляют жить не только его коллеги и начальники, но его паства — стадо, которое ни во что не верит и не имеет мужества сознаться, что не верит, апатичное и равнодушное стадо, в котором нет ни веры, ни безверия, ни жизни... Так как я — искренний нехристианин, он легче находит взаимопонимание со мной, чем с теми христианами, которые сами не знают, христиане они или нет. И он убежден, что в моем неверии больше истинной религиозности (выделено мной. — В. П.), чем в их верованиях...»[10].
Выделенные мною строки дают ключ к уяснению эволюции Швейцера в понимании сущности религиозного. С годами для него все большее значение начинает приобретать лишь нравственный аспект христианства. Швейцер пытался использовать влияние религии для усиления воздействия нравственности. Он полагал действующими и действенными нравственные идеалы xpистианской религии. Понятно в таком случае, почему Швейцер говорил африканцам, что приехал к ним «по зову Иисуса». Он подразумевал под этим зов совести.