Парижские поклонники Баха сделали своему органисту подарок особого рода. Они прислали ему в Ламбарене специально приспособленное для тропического климата пианино с органным педальным устройством. Радости, которую этот подарок доставил Швейцеру, сопутствовала, однако, и грусть. Повседневная напряженная, изнурительная, а подчас и тягостная работа в девственном лесу порой пробуждала в душе Швейцера ностальгические воспоминания, тоску по Страсбургу, по Гюнсбаху в долине Мюнстера, Парижу... Пианино стояло в комнате, постоянно напоминая о Европе, о праздничных концертах и рукоплещущем зале. Швейцер вначале полагал, что ему будет легче отказаться от игры на любимом органе, если он даст «заржаветь» пальцам рук и ног. Но отныне его изо дня в день искушал стоящий в комнате инструмент. Швейцер рассказывал: «Однажды вечером, когда я печально играл фугу Баха, меня вдруг осенило, что я смогу использовать часы досуга в Африке как раз для того, чтобы совершенствовать и углубить мое исполнение».
На протяжении нескольких десятилетий таинственные ночные шорохи тропического леса сливались со звуками музыки Баха... И даже тогда, когда он мог уделить музыке не более получаса, игра на пианино оставалась для Швейцера средством отрешения от повседневных забот, источником радости.
Служащие миссии Ламбарене знали о решении своего парижского руководства запретить врачу Швейцеру, который одновременно был и богословом, осуществлять какие бы то ни было религиозные акты на территории миссии. Знали они и о том, что Швейцер, со своей стороны, обещал подчиниться этому решению. Однако условия жизни здесь, как и повсюду, диктовали свои законы. Миссионеры вскоре начали обращаться к Швейцеру за советами в вопросах богословия, ведь и они были наслышаны о его исключительных познаниях в этой области. В Ламбарене никто не разделял опасений, что воззрения Швейцера могут посеять смуту в чьих-то умах. У здешних миссионеров были заботы посерьезнее, чем у их парижского начальства.
Дни, а порой и ночи Швейцера заполнял изнуряющий труд. Все больше больных обращалось к нему за помощью. Время, казалось, не шло, а летело. Уже больше года трудился Швейцер в своей маленькой больнице. Вдвоем с Еленой они робко наметили план первой поездки на отдых в Европу; они предполагали совершить ее весной 1915 года. После двух лет, проведенных в сыром лесу у экватора, было просто необходимо переселиться хоть на несколько недель в умеренный климат.
И тут вдруг у Швейцера появился абсцесс, вызвавший сильные боли. Теперь он сам нуждался в помощи врача, который вскрыл бы гнойник. Швейцер решил не мешкая обратиться к ближайшему врачу. Таковым оказался военный врач на мысе Лопес, у устья Огове. Елена Швейцер сопровождала мужа, мучившегося сильными болями, в трудной поездке на речном пароходе к морю. Супругам пришлось провести несколько недель у друзей.