– Однажды мне заказали обложку исторического романа, – рассказывала Нора, – причем попросили нарисовать женщину в бархатном платье с огромным вырезом. Когда я делала наброски, мне было так скучно, что нарисовала ей три груди. А художественный редактор даже не заметил. Третью грудь я закрасила, только когда делала окончательный вариант.
– Вот смотрю я на себя, – говорил Клинг, – и кого я вижу? Я не поганый легаш, как нас некоторые называют. Я приличный человек и стараюсь хорошо делать свою работу. Порой, в рамках исполнения своих обязанностей, я попадаю в ситуации, которые мне самому очень не по душе. Думаете, мне нравится, когда меня направляют в университетский городок разгонять детей, протестующих потому, что не хотят погибать на дурацкой войне? Но я ведь должен проследить, чтобы они не спалили административный корпус. И как мне их убедить, что я не сатрап и тиран? Как им растолковать, что поддержание порядка и защита закона является моей работой? Порой нам бывает очень трудно.
– По сути дела, все контактные виды спорта по своей природе гомосексуальны, – рассуждала Нора. – Я в этом полностью убеждена. Нападающий испытывает сексуальное влечение к центровому всякий раз, когда получает от него мяч. И не пытайтесь убедить меня в обратном.
Ужин прошел вот в таком духе.
Однако после него, когда Клинг предложил поехать потанцевать в одно уютненькое местечко в Латинском квартале, с очаровательной атмосферой и прекрасным музыкальным трио, Нора заупрямилась. Она сказала, что, во-первых, очень устала, а во-вторых, обещала маме завтра с утра пораньше свозить ее на кладбище. Но все-таки согласилась, когда Клинг заявил, что на часах всего половина одиннадцатого, и пообещал доставить Нору домой к полуночи.
Бар «У Педро» не подкачал. Как и обещал Клинг, и атмосфера, и музыка заслуживали наивысших похвал. Там царил полумрак – идеальное освещение для парочек: как женатых, так и не женатых, как для изменяющих своим половинкам, так и для сторонников честных отношений. Однако обстановка произвела на Нору эффект ушата холодной воды. Клинг и раньше заметил, что девушка не умеет скрывать своих чувств. Обстановка в баре то ли пугала ее, то ли вызвала приступ ностальгии. Так или иначе, стоило Норе переступить порог заведения, как ее глаза остекленели, губы скривились, а плечи поникли. Именно такой перемены настроения у спутницы страшились все американские мужчины, отправлявшиеся в субботу на свидание. В результате этой перемены спутница превращалась в настоящую занозу в заднице.
Клинг пригласил ее потанцевать в надежде, что непосредственный контакт между ними поможет исправить положение. А как иначе? По жилам струится кровь, танцующие касаются друг друга руками, щеки наливаются румянцем, играет джаз… Все это должно ускорить начавшийся за ужином процесс соблазнения. Однако Нора держала его на расстоянии, положив вдруг ставшую негнущейся правую руку ему на плечо. В конечном итоге Берт физически устал от попыток притянуть девушку к себе – плечо ныло: бурсит давал о себе знать. Устал он и морально – ну что за ерунда, они же оба взрослые люди, а Нора ведет себя как школьница во время первого танца. Клинг относился к поколению людей, верящих, что выпивка может творить чудеса, когда речь идет о соблазнении девушки, и потому решил накачать ее алкоголем. (Кстати сказать, несмотря на то что Берт служил в полиции, он пару раз не без удовольствия курил травку. Но понимал, что не может вот так запросто предлагать девушкам раскумариться, да и самому дымить косяком было не с руки, потому с этой привычкой пришлось завязать.) Нора выпила бокал или, точнее, полбокала, пока Клинг влил в себя целых два.