Бабка поднесла в крынке воды и напоила.
— Теперь сказывай.
— С-сударыня, я государев человек, на службе. Лучше развяжите меня.
— Государев, государев, раз на тебе кафтан красный, это уж и без слов понятно. А за какой надобностью ты там очутился, в полях?
— По приказу его высокоблагородия тайного советника господина Шешкова Степана Ивановича, — начал Воронцов пылить высокими должностями, — начальника Тайной Экспедиции Сената, князя и ближайшего друга государыни...
— Ну, что делать-то тебя послали? — Титулование и упоминание императрицы бабка, казалось, пропустила мимо ушей.
— Послан выискивать банду разбойников, что грабит купцов в губернии, — решил пленник выдать ту же сказку, какую рассказал князю.
— Э-э-э, мели, Емеля... — не поверила старуха, и Берендей неожиданно и сильно ударил Воронцова по уху и ещё раз, и ещё.
Кровь в голове стала пульсировать, с каждым новым толчком отдаваться новой болью.
— Я государев человек, за меня ответ держать придётся! — от боли, а паче от обиды за то, что не пойми кто взял над ним власть, закричал Воронцов.
Бабка глянула на него со смехом в глазах.
— Кто ж узнает? Мало ли на дороге людей пропадает?
— Дознаются. Других-прочих не ищут, а за меня леса вокруг Боброцска мелким гребнем прочешут!
Берендей снова ударил пленника, и снова. Боль теперь переменилась и сделалась постоянной, ноющей и давящей.
— Сволочи! Наплачетесь ещё в застенках! — Давно уже так по-мальчишески не грозился капитан лейб-гвардии. И сам понимал, что тонко блеет, но удержаться не было сил.
— Экий ты страшный и грозный. А сам-то ты сюда дорогу знаешь? Показать сможешь? И никто не сможет. И ни к чему нам препираться, я тебе сейчас скажу, а ты послушай. — Слова слышались Воронцову хуже — от ударов поселился внутри неумолчный звон.
Бабка придвинулась и заглянула пленнику в глаза.
— Соколик, ты пока молвишь — целый, а как умолкнешь — без ноги останешься.
— Как же... зачем? — Сомнений в её словах у Воронцова не возникло.
— А что ж ты не понял? Отрублю я тебе топором ногу пониже колена, да в суп. Берендейка, вон, и хрену добыл в деревне. — Бабка указала на горшочек, стоявший на столе.
От горшочка взгляд Воронцова переместился на большой чугунок на шестке* печи. Сумасшедшая старуха, с ней не договоришься. Бежать, бежать, лишь бы отвернулась...
Бабка проводила его взгляд и снова улыбнулась, ощерив свой арсенал зубов.
— Что же вам от меня надо? Зачем? Я-а-а готов добром отдать вам всё, что имею при себе. Поверьте, этого хватит, чтобы ещё десять лет есть только мясо.
— Что надо — я уж тебе сказала, и толковать тут больше не о чем. Да и разве ж нужно мне мясо зверей? Разве ж не узнал ты меня?