Он ударил по окну кулаком, но не услышал ни звона, ни гула! И боли не почувствовал.
«Я ведь сплю, а во сне чего не бывает», — попытался успокоиться Фёдор.
«Такого не бывает», — тут же пришла мысль.
Своя или чужая?
«Надо прочесть „Отче наш“...»
«Прочти», — теперь уж точно ответили.
«А-а...» — хотел крикнуть Фёдор, он был в ужасе оттого, что кто-то поселился в его голове! Но первый звук, как и раньше, канул в тишину без всплеска.
Фёдора трясло как в лихорадке, он схватился за голову руками и сжал её изо всех сил!
«Прочь, моя голова, прочь!!!»
«Здесь всё моё».
И в подтверждение этих слов окошко, забранное мутным нарисованным стеклом, вдруг начало светлеть — серый цвет истаивал, а на его месте проступал белый. Затем стали меняться очертания — углы сгладились, отверстие сплюснулось, превратившись в овал.
И сразу же по нему от краёв к центру побежали красные ручейки. Они ветвились, извивались, соединялись, кромсая белое поле, делая его рельефным, делая его живым!
«Да это кровь!» — сообразил Фёдор.
Ответа не последовало.
Алые ручейки к середине овала истончились и, не добежав до центра, замерли.
Заворожённый этим зрелищем, Фёдор стоял не шевелясь, хотя всеми силами пытался сдвинуться с места — отойти от проклятущего окошка. Ему казалось, что он не может уже бояться больше. Он ошибался.
Как только ручейки остановились, овал подёрнулся рябью, в его середине появилась точка. Она дрожала и постепенно увеличивалась в размерах, будто выталкиваемая изнутри. Уже можно было разглядеть её узор — от чёрного центра расходились красноватые извилистые лучи.
«Да ведь это зеница!» — От ужаса Фёдора так тряхануло, что он преодолел столбняк и упал на задницу. Быстро перебирая ногами, спиной вперёд отполз в угол!
Зрачок сместился, око посмотрело на него.
* «Per diem sol videt omnia. Et dices ad hauriendam picture verba» (лат.) — «Днём солнце видит всё. Начерти рисунок и произнеси слова».
Ночь длилась и длилась, и казалось, что рассвет позабыл дорогу к этим местам. Ничего примечательного не произошло, разве что Фёдор всю ночь стонал, будто животом скорбный, а после и вовсе взвыл в голос. Воронцов стражу ему не доверил, и сам бдел до самого утра.
Как только солнце показалось из-за горизонта, Георгий вышел наружу. Сырой, прохладный воздух бодрил и придавал сил, несмотря на то, что выспаться не удалось.
— Мало того, что не выспался, так ещё и не приходил никто, — сам себе сказал капитан и принял обратно на перстень своего соглядатая.
А что теперь делать?
Пока не подошло время подъёма, Воронцов отправился проводить ритуал поиска и успел зарисовать два портрета, прежде чем Николай позвал на завтрак. К сожалению, оба рисунка показали своих же — Николая с Антипом. Ритуал над следами когтей не увенчался успехом, так как оставлены следы были ночью.