Когда проходил второй этаж, у постели больного уже никого не было.
— Федька! Етить твою мать! Федька!
Но никто не отзывался!
— Олег! Язви тебя в душу!
И парень скоренько выглянул из кухни.
— Подъедаешься?! Вот вытянуть бы тебя по хребту плетьми! Ты почему отошёл от господина капитана?!
Спокойный обычно Николай разошёлся не на шутку, а Олег, в другой раз оробевший бы, нынче глядел хоть и смирно, но с хитринкой, с этакой задорной искрой в глазах.
Откуда искра вскоре выяснилось — в кухоньку за чем-то зашла молодая казачка, а красная как помидор Олеся выскочила.
— Та-ак... а ну-ка бегом наверх, и чтоб сидел подле господина капитана неотрывно! Ишь какой дролечка выискался.
Олег покраснел, кивнул и бросился исполнять.
Николай поднялся на башню. Почти что весь горизонт уже был заполнен серыми, дымными облаками, и лишь вдалеке виднелись просветы. Тревожное зрелище, а тут ещё господин капитан занедужил...
Лагерь выглядел покинутым — ни часовых, ни вообще какого-либо движения. Разъездов тоже не видать, хотя те могли и в высокой траве затаиться. Николай вглядывался в разнотравье с четверть часа, но так никого и не выискал.
— Ну что ж... — пробормотал он в усы. — Без пригляда-то отчего ж не пройти.
Он спустился, в двух словах рассказал Перещибке о предстоящем деле и одолжил у него потёртый и выцветший кафтан. Переоделся, привязал к одному из брёвен тына верёвку, сунул за пояс пару пистолетов и, перекрестясь, стал спускаться.
Ничто не помешало ему ступить на землю, и он, пригибаясь, побежал к высокой траве, клочками росшей между проплешинами выпасов.
Добежал, сел и осторожно коснулся.
— Пороша, Пороша, — позвал потихоньку.
Крапива кольнула пальцы, и из воздуха явилась полудница.
— Зачем зовешь, зачем тревожишь? Вы дали мне вспомнить, но память — это только мука.
— Прости, коли в чём перед тобой виноваты. Не со зла Олег за тебя помолился, помочь хотел. И нынче я к тебе — за помощью.
— Что ж, говори.
— Недужен наш командир, просит твою хозяйку прислать отвар чудодейственный, а лучше — ту мастерицу, что отвар готовит, Прасковью.
— Передам, — сказала полудница и начала истаивать.
— Постой! Хочу помочь тебе, да не знаю, как. Хочешь, снова поговорю с твоей хозяйкой?
— Уж я просила... гневалась она, грозилась... не отпустит добром.
Николай задумался. Что сделает ведьма, если служанка взбунтуется? И может ли она взбунтоваться? Не узнаешь, пока не проверишь.
— Добром не хочет, а коли провинишься ты, воспротивишься ей?
— Как же? Я... не могу.
— Чего тебе бояться? А доброе дело сделать можешь. Освободи крестьян в селе, дай им дорогу!