Больной чуть улыбнулся.
— Брось церемонии, не на плацу. Нам нужна помощь... пусть пришлёт целебное зелье, а лучше пусть явится сама, колдун готовится к штурму.
— Передам, Георгий Петрович.
— Знаешь ли, как её дозваться?
— Да, в поля нужно пройти и колосьев коснуться.
— Верно. Но кое-что ещё я тебе скажу. Полудница... она просила меня дать ей покой. — Георгий умолк, рукою показав, что сейчас продолжит. — Она жаждет встретиться с дочерью. Не знаю... помогут ли тебе сии сведения, но... ты подумай.
От такой длинной речи Георгию стало совсем худо, и он лишился чувств.
— Георгий Петрович! — всполошился солдат. — Олег, беги за Федькой!
Николай сбрызгивал больного водой, тормошил, но тот оставался недвижим, и солдат успел встревожиться не на шутку, пока Олег привёл Фёдора.
— Помоги ему!
Фёдор в последние дни был сумрачен и молчалив, вот и сейчас он подошёл нехотя, всё время бросая взгляд на серое, колдовское небо за окном.
Поглядел на болящего, послушал сердце.
— Он спит, не надо его трогать.
— Добро. Сиди тут, у его постели.
— Да к чему? Ран у него нет, а я не дохтур.
— Сказано сиди, значит, сиди, — неожиданно рассердился Николай. — Кроме тебя некому. Олег, а ты чего ждёшь? Помолился бы за здоровье господина капитана.
Попенял и вышел, а Олег и в самом деле совсем позабыл о молитвах. Все его мысли занимала Олеся. Он общался с ней при посредстве писем, а вчера вечером она даже позволила взять себя за руку, и сегодня Олег жил только этим чудесным воспоминанием.
От слов Николая он несколько опомнился, поглядел на господина капитана и, сложив молитвенно руки, обратился к Богу. Он старался и просил искренне и, как и прежде, испытал тёплое, доверительное чувство причащения к Спасителю, то чувство, каковое единственно испытывают младенцы к своим матерям. И если ранее он всегда слышал некий ответ, то теперь перестал его ощущать.
Ещё совсем недавно это открытие повергло бы его в пучину горя, а нынче он лишь решил повторить попытку снова ближе к полудню, а сам отправился сочинять новое письмо своей любимой.
Николай же сгоряча вышел на двор, но делать там ему было нечего. Досада кипела у него в сердце — и Олег нехорош, и Фёдор, и даже господин капитан. Как можно было слечь в постель в такой час? Почему лучший врачеватель не хочет лечить, почему послушник не спешит молиться? Разлад и смятение, этак здешнее сидение добром не кончится.
Вокруг казаки выводили татар по двое, по трое, и с ними сурово говорил Перещибка, а рядом стоял, ухмыляясь, Демид.
Николай же пребывал в замешательстве. Он, со своим гренадёрским ростом, никогда не ходил в вылазки и теперь не знал, как подступиться к заданию. Идти предстояло в светлое время — как прятаться, как укрываться от разъездов? Пожалуй, начать стоило с того, что разузнать где они сейчас. Солдат попросил у Перещибки его трубу и двинулся на башню.