Николай с Фёдором глядели во все глаза, а сторожа живого товара решили тушить пожар. Они вывели несколько дюжин женщин и устроили передачу воды от колодца. Дело продвигалось плохо, ветер, пусть и слабый, раздувал пламя и носил искры во все стороны, так что татарам пришлось выводить на улицу и остальных.
— Идём ближе, — распорядился Николай. — Их семеро, у меня два выстрела да у тебя один, потому стреляем и бежим в дом.
Фёдор проворчал что-то себе под нос. Лицо его, осунувшееся и бледное, было, однако, решительно.
— Я стану в дверях с твоим ружьем, а ты перезарядишь пистолеты. Понял?
— Понял.
— Двинулись.
Перебежками, прячась за углами домов, за бочками и кустами смородины, солдаты приблизились к горящей избе. Пожар заливали с улицы, но один из сторожей отошёл поглядеть — не тлеет ли крыша у соседнего дома и столкнулся с солдатами нос к носу.
Николай был готов к встрече и выстрелил, не раздумывая.
«Чик», — стукнул боёк, но выстрела не последовало, осечка.
— Дошманнар!* — завопил татарин и схватился саблю.
Он вытянул её и уже замахивался, когда Фёдор достал его длинным уколом в живот. Татарин упал, а солдат добил его, приколов сверху в сердце.
В этих простых, человеческих, врагах Фёдор увидел средоточие всех своих бед, и в нём проснулась та боевая решимость, которая есть в каждом ветеране.
Солдаты выбежали на улицу, и Николай выстрелил в ближайшего татарина, теперь удачно, а Фёдор рванулся со штыком наперевес к двум другим.
— Ур-ра! — закричал он, и Николаю ничего не оставалось, как вторить ему:
— Ур-ра!
Охранники растерялись и отпрянули. Двое ближайших побежали прочь, но с другой стороны улицы спешили ещё трое. Они расходились в стороны, собираясь охватить чужаков с боков и изрубить саблями. Но в ружье у Фёдора оставалась пуля, и когда против него встал, играя клинком, татарин, он застрелил его и сам стремительно напал на соседнего.
Николай с тесаком управлялся плохо, и противник рубил всё сильнее и быстрее, чувствуя слабину. Солдат надеялся теперь только на то, чтобы подойти к своему врагу поближе и схватиться с ним накоротке. Но этого не пришлось делать — Фёдор заколол своего противника, и последний охранник бежал.
— Уф, лихо ты, молодец. — Николай повернулся к товарищу, но тот пошатнулся и осел на землю.
От плеча к локтю прошла длинная резаная рана, и кровь уже намочила рукав.
— Ах ты ж господи...
— Перехвати ремнём, здесь, сверху, — сказал Фёдор слабым голосом.
Боевой задор прошёл, осталась боль и слабость.
Николай снял ремень с ружья и им перетянул руку.
— Ничего, скоро до хутора доберемся, там тебя перевяжем.