Николай схватился за тесак и рванул вперед, но карлик кинулся ему в ноги, и они оба упали.
Карга другой рукойдостала из-за пояса топор и ударила им полудницу по голове.
Чёрный, закопчённый, забрызганный кровью топор вошёл в голову духа, как в полено. Глаза Пороши расширились, а из раны закапала кровь.
— Больно... — успела удивлённо проговорить несчастная и истаяла.
Николай сбросил с себя угрюмца, поднялся, но было уже поздно, теперь перед ним осталась одна старуха.
— Это ты мне служанку попортил, сбил с панталыку, стервец языкатый, и кто бы знал, что такой.
Бабка стала подходить, а чёрный топор в её руке так и прыгал, так и играл. Николай же тихо читал молитву, сладить миром с этой дикой старухой он не надеялся.
— Молишься?! А помолчи-ка, соловей усатый! — Старуха произнесла сильное Слово, и Николай онемел. — Вот так-то лучше. Брось свою железку или с бабкой воевать будешь? — Она усмехнулась, а затем продолжила:— На вот, от Прасковьи гостинец, как спрашивали.
Старуха отцепила от гашника туесок на верёвке с глиняной крынкой внутри и сунула солдату в руки.
Отдав туесок, ведьма огляделась.
— Разбежались, расползлись телки для заклания, ну да ничего, соберу.
Она сунула два пальца в рот и свистнула так, что уши заложило. В ответ издали послышался волчий вой.
Николай стоял столб столбом и пытался хоть что-нибудь сказать, но впустую, только шевелил губами да открывал рот, точно рыба. Тогда он стал читать молитву про себя и не сводил с ведьмы взгляда, а та, не обращая больше на него внимания, пошла по улице по направлению к хутору. Как только ведьма скрылась из виду, голос к Николаю вернулся.
— Тьфу, пропади ты пропадом! — крикнул он вслед и двинулся по дороге.
Отовсюду слышался теперь волчий вой и испуганные крики. Николай вертел головой и несколько раз забегал далеко в травы, но никого не встречал, а звуки при его приближении затихали.
— Морок, опять морок, — сказал он себе и больше не сворачивал.
На хуторе как углядели баб с детьми, да услыхали волчьи песни, так начался переполох. Женщины, обезумевшие от страшного воя, кричали и совали детей наверх, казаки скидывали веревки и порывались спуститься сами, татары, выпущенные для вечернего дела, боялись помогать и глядели в поля с тревогой. Перещибка и сам не ведал как поступить, пока из полей не показались первые волки. По семь, по девять, а то и дюжиной выскакивали они из трав со всех сторон и, оглядевшись, бросались к бабам.
Один злющий вожак повёл свою стаю прямо под стены. Бабы кинулись кто куда и разделились, а волки стали бросаться и скалиться и тем отгонять меньшую часть в поля.