— Хм, верно, — кивнул Федор. — Но нам-то что за дело?
— А то, что инкогнито!
— Чего?
— Инкогнито! Сиречь тайно. Скрытно нам надлежит быть, ведь мы ни к какому полку не приписаны, да и про дела наши сторонним людям знать не надобно.
— Эвон оно как! Да-а...
Солдаты закурили, и вокруг разнёсся благовонный дым яблочного табака. Молодец один только не дымил и уже начал клевать носом.
— Ты ложись, Олежка, спозаранку нам сызнова ногами вёрсты мерить, — сказал Николай.
Парень, и за день, и за весь вечер не сказавший ни слова, только облегчённо кивнул. Расстелил одеяло, помолился про себя, лёг и сразу уснул.
— Откуда ты, Николай, себе такого спутничка выискал? — недовольно покачав головой, спросил Демид.
— То приказ господина капитана.
— А давно ты с его высокоблагородием?
— Пару зим да почитай два лета.
Помолчали.
— А доводилось ли вам... доводилось ли сшибиться с кромеш... — шёпотом начал было Демид, наклонившись к костру.
— Язык прибери! Куда ты лепишь?! Кого ночью помянуть собрался? — прикрикнул на друга Фёдор.
— И то, — оторопело ответил Демид, поспешно крестя себе рот.
Однако незаданный вопрос повис в воздухе и придавил собой всюрасслабленность. Тишина, сопровождавшая путников у костра, будто бы обострилась, и Николай понял, что не слышит ни птиц, ни кузнечиков, ни прочей живности, которой должно быть полно в лесу.
— Что ж, случалось разное, — сказал он. — Но с нами крестная сила, да и сами мы не лыком шиты. Я двадцать пять лет в строю отбыл и навидался всякого.
— То война — дело людское, знакомое, а то...
— Да ведь и вас же господин капитан не за строевые экзерциции к себе позвал. Ведь встречались вы с нечистой силой?
— Верно, но без божьего света и не покалякать-то об этом с толком. Давайте, что ли, спать?
— Да, пора. Что-то мне неспокойно, вы ложитесь, а я покараулю тишком.
Солдаты разложили одеяла, и Фёдор с Демидом улеглись. Николай же подкинул в костёр остаток хвороста и достал из своего сидора яблоко. Поглядел на него, повертел, и хотя яблочко было спелое да гладкое, достал коротенький нож и стал его на дольки делить. Да так неудачно поделил, что палец себе порезал.
— Тьфу ты, лихо, всё яблоко искровил, — пробормотал солдат и зашвырнул испачканный кровью плод подальше.
Затем немного отодвинулся от костра, разложил своё одеяло и прилёг на него сверху, на спину. Неспешно подсунул правую руку под голову, натянул треуголку на лоб и стал поглядывать из-под широкополой шляпы по сторонам.
Тихо потрескивал костёр. Лето шло на убыль, и ночи напоминали о скорой осени. Демид уже похрапывал, а Фёдор всё никак не мог устроиться и на разные лады подтыкал под себя одеяло. Однако ж водка хорошо разогнала кровь по жилам, и вскоре служивый задремал.