Дверь в комнату отворилась, и вошла баба с подносом, на котором уместились молоденькие репки в плетёном туеске, пирожки на тарелке, пузатый кувшин и две кружки.
— Прошу, Георгий, это славная бражка, лёгкая и необременительная, я всегда выпиваю её перед службой, — предложил исправник, и гость, снова удивив самого себя, с удовольствием принял предложение.
Дворяне выпили. Питьё оказалось мутным яблочным вином и вправду очень приятным и невесомым.
Колосков велел бабе кланяться своей хозяйке и не ждать его сегодня.
— Колька! Беги домой и принеси в присутствие мою саблю, потом возвращайся и передай Осипу всыпать тебе пять плетей.
— Слушаюсь, барин.
— На службу я всегда цепляю саблю, — поделился исправник, — хоть, право слово, давно уж не доводилось вынимать её из ножен. А ты, я гляжу, со своей и не расстаёшься?
— Это рапира, — механически поправил Воронцов.
Георгий глянул на гарду своего клинка отстранённо, будто это и не ему тот оттягивал пояс привычным весом.
Разум его пребывал в странном, доселе незнаемом состоянии. Будто бы раздвоившись, капитан понимал, что должен ехать в Берёзовку навстречу Николаю, что дорога может быть опасной и потому-то он ещё утром пристегнул клинок, но при всём этом главная цель как будто потускнела, а ярче и важнее стали какие-то суетные сиюминутные и бестолковые дела.
— О чём задумался, друг Георгий? — усмехнулся Колосков. — Взгляд у тебя таков, будто ты мыслями в эмпиреи вознёсся, ха-ха.
— А? Да... Гм, вспоминал историю. Я часто бываю в разъездах, а в дороге случается всякое. Хоть лесные разбойнички обыкновенно сторожатся нападать, завидев мундир, но в прошлом году, под Нижним Новгородом, помню, осмелились. Ехали мы тогда вместе с одним помещиком, видно, на его скарб и позарились.
Воронцов с Колосковым вышли во двор, где Георгий снова замер, глядя теперь на поклажу, притороченную сзади седла.
— Что же, как ты отбился? — подтолкнул его к продолжению исправник.
— Что, прости? А-а... пистолеты подготовил загодя, да и солдат со мной был, тоже — не лыком шит. — Рассказчик сел на коня. — Двоих я уложил с ходу, самого прыткого — проткнул, да против троих встал с рапирой. А что у них? Топоры, колья. Ну, был один самопал, да стрелок издалека пальнул — промазал. Солдат мой из ружья его уложил да штык в мгновение приладил, поди повоюй с ним, они и разбежались.
— А что ж за людишки-то были?
— Должно быть, беглые.
— Да, крестьяне, они если силу видят — задают стрекача. Но вот в нашей губернии разбойнички другого сорта... А, постой, вчера ведь я тебе уж рапортовал...