Олег не решался ещё встать пред её очи. Что скажет она ему, чем встретит? В благоговейном трепете остановился он за пару шагов до стены.
— И сколько ему твердить? Когда уже он дослышит, что я — казачка и не могу жить по бабьим законам?
И в самом деле, одета Олеся была так же, как тогда — в шаровары, рубаху и жилет. Но мужская одежда не могла скрыть девичьего стана. Расстёгнутый ворот рубахи открывал взгляду нежную шею и ложбинку между ключиц, а широкий тканевый пояс вокруг узкой талии не прямо, но ясно говорил о совершенстве фигуры, скрытой просторной одеждой.
— У-у-у, залышу без коня, залышу без коня, — передразнила отца строптивица. — Как нас можно разлучить, Светик? Я к тебе в конюшню спать пойду.
Хозяйка обняла коня и погладила по морде. Последние слова растрогали Олега и убедили в добром нраве красавицы, и он решился подойти.
— Ой! — Девушка отстранилась от жеребца и шагнула было назад, но тут же достала из-за пояса короткую плётку и встала гордо. — Кто таков, отвечай!
Олег только развёл руками и как смог по-доброму улыбнулся.
— Чего лыбишься? Стегану — не засмеёшься!
Парень показал на свои губы пальцем, а после приложил ко рту ладонь.
— Немой?
Кивнул.
— А-а-а, отец рассказывал, что с гостями убогий. Ты чего тут?
Олег показал на неё, на свои глаза и махнул куда-то, где, ему казалось, осталась Сухая Берёзовка.
— Видел ты меня уже? И что с того?
Олег приложил руки к груди, а после протянул их к девушке, будто предлагая своё сердце ей.
— Глянулась я тебе? — удивилась она. А после рассмеялась. — Ой, женишок, ой, удалой! Так приходи ж к моему батьке свататься! Ах-ха-ха-ха!
Но парень не смутился, знал уже, что доброе у неё сердце. Он поклонился и протянул сложенный пополам листок.
— Что это? Подарочек? — продолжала забавляться девушка. — А бусы ты мне подаришь? Красные бусы или платочек?
Но Олег больше ничего не сказал, а лишь снова поклонился и пошёл к выходу.
Олеся развернула листок. На нём скупыми, но чёткими штрихами был изображён её конь, а внизу подпись.
— Р-а, ра, д-у, ду, раду, — по слогам прочитала хозяйская дочка. — Радуйся.
— Радуйся... вот чудной.
А листок сохранила, уж больно ладно был нарисован её Светик.
Тем временем за столами вели беседы не охочие до танцев степенные люди.
— А приметил ли ты, Петро, сапоги на ногах у гостей? — спросил один седоусый казак другого.
— Важные сапоги. Думаю, что по аршину кожи ушло на голенища.
— По аршину на каждый или на оба?
— На оба.
— Нет, я так смекаю, что на каждый.
— Это ж сколько нужно отсыпать монет, чтобы на каждый по аршину? Нэ можэ того быть.