— Верю, — поморщился я. — Где девочка.
— Спит, — Оут пожал плечами. — Успела надышаться.
— А на втором что?
— На втором чисто, — отозвался Хмурый у меня из-за спины. — Но если бы не газ… Там расположилась боевая группа северян, переодетых в мундиры княжеской дружины. Пришлось использовать три свитка.
— Да ксур с ними, со свитками! — Оут махнул рукой. — Детей не нашел?
— Ни одного, — покачал головой солдат. — Неужели их уже увезли?
— Тогда боевая группа ушла бы с ними, — возразил Оут.
— Если их нет ни на первом, ни на втором этаже, — задумался я, — значит они…
— В подвале! — подхватил мою мысль Хмурый.
— Иди открой ворота, чтобы Жижек платформу поближе подогнал, — приказал капитан, — а мы с Михаилом проверим.
— Есть, — недовольно отозвался Хмурый и исчез в тенях.
— А если они не там? — всё-таки спросил Оут, когда мы с ним спускались по лестнице, ведущей в подвал.
— А где им быть-то? — удивился я, ощущая за запертой дверью целый спектр неприятных эмоций.
Страх, боль, голод, злость, страх.
— Значит… — Оут скинул стальной засов и толкнул дверь от себя. — Думаешь, они здесь?
Он махнул рукой, пропуская меня, и я шагнул вперёд.
По идее, логично — дети, увидев своего, по сути, сверстника, не так сильно испугаются.
В последний момент, я почувствовал вспышку чужой злости, перемешанной с отчаянной решимостью, но уклониться от неуклюжей атаки уже не успел.
В шею кольнуло чем-то острым, а я, не выдержав, ругнулся.
— Какого… ксура! — я резко отпрянул назад, хватаясь за ушибленное место.
Уж не знаю, чем меня ударили — ножом или штыком, но мне совершенно точно повезло.
Удар пришелся в защитный ворот комбинезона оператора УГа, и вместо того, чтобы заливать пол кровью, я лишь зашипел как рассерженная кошка.
— Спокойно, ребятки, — Оут шагнул вперед, оттесняя меня в строну и выставляя руки перед собой. — Мы пришли, чтобы вернуть вас домой.
Я же, перестав шипеть, посмотрев по сторонам.
Во-первых, в подвале было темно. Во-вторых, прохладно, в-третьих, ужасно пахло туалетом.
Да и сами дети, выглядели, как… жертвы Освенцима.
Кто-то вжался в угол, кто-то зарылся в гнилую солому. Один мальчик — тот который меня ударил — и вовсе застыл перед входом, сжимая в окровавленной руке сломанную деревяшку.
— Правда? — пацан посмотрел на Оута недетским взглядом.
— Правда, — охрипшим голосом подтвердил капитан.
— А где… те?
— Они…
Оут смутился, не зная, как себя вести с детьми, и что говорить, чтобы не повредить детскую психику.
На мой же взгляд, она уже и так была поломана, а следовательно нужно говорить все, как есть.
Мне самому было до смерти жаль ребятишек, и я даже представить себе не мог, через что они прошли, действовать сейчас надо было по-другому.