– Начальник, – поправляю я. – Другого Коменданта не будет.
– Нет, – задумчиво соглашается Элиас. – Надеюсь, что так. Как и столба для наказаний плетьми?
– Декс сказал, что Сильвиус пустил его на растопку, – усмехаюсь я. – Через месяц начинаются занятия нашего первого женского класса рекрутов. Должность преподавателя тебя не интересует?
Элиас смеется. Барабанщики стараются вовсю, и темп ускоряется.
– Может быть однажды… Кстати, недавно я получил письмо от твоего Кровавого Сорокопута. – Он с хитрым видом приподнимает бровь. Теперь этот пост занимает его дед. – Он тоже хочет, чтобы наследник клана Витурия вернулся в Серру. Причем с женой-Книжницей, можешь себе представить?
– Сначала ты должен получить ее согласие. – Я улыбаюсь, глядя в его озабоченное лицо. – Но я ничуть не удивлена предложению Квина. – Краем глаза я смотрю на Мусу, который проталкивается к нам. – Сейчас у Книжников имеется мощная поддержка при дворе.
Элиас наклоняет голову набок, его серо-стальные глаза серьезны.
– Как ты сама, Эл?
Я долго не отвечаю. Барабанный бой прекратился, и медленно и нежно зазвучали лютни.
После гибели Харпера мне хотелось вырвать себе сердце, чтобы избавиться от нестерпимой боли. Когда друг передал мне послание от его призрака, оно не утешило меня. Я ночами бродила по улицам Антиума, проклинала себя за свои ошибки, вызывая в памяти то сражение. Терзалась мыслями о том, что я должна была сделать.
Но дни складывались в недели, недели – в месяцы, и я постепенно начала привыкать к этой боли. Точно так же я привыкла жить со шрамами на лице. Я перестала ненавидеть свое сердце и поражалась его силе – тому, что оно по-прежнему бьется. «Я здесь, – как будто говорило оно мне. – Потому что еще столько не сделано, Элен. Мы должны жить дальше».
– Прошлой зимой, – вздыхаю я, – Ливви сказала, что однажды мне «придется взглянуть в лицо правде, которую я упорно не желаю видеть». Сказала, что это будет больно. И… – Я встречаю внимательный взгляд старого друга. – …она была права.
– Мы гоняемся за несбыточным, Эл, – говорит он, и меня, как ни странно, утешает сознание того, что в этом мире есть хотя был кто-то, разделяющий мою горечь. – Все, что мы можем сделать – это попытаться не повторять прежних ошибок.
– Прошу прощения, Элиас, – вклинивается Муса. В руке у него лунное печенье. Я быстро хватаю покрытое сливками лакомство. Есть хочется ужасно. – Можно мне переговорить с Императрицей?
Элиас кивает, и Муса терпеливо ждет, пока я жую.
Едва я успеваю проглотить печенье, как он берет мою руку и привлекает меня к себе.