Изгнав символистского лирического героя из своей поэзии в самом начале акмеистического периода, Мандельштам, как мы видели, оказался в завидном состоянии свободы по отношению к символистскому наследию и, в частности, к Блоку. Однако три стихотворения, каждое из которых касается вопросов театра и театральности, несет на себе глубокий отпечаток блоковского влияния и заимствует характерный размер «Шагов Командора», свидетельствуют об интенсивности мандельштамовской переоценки Блока в 1920 г.[500] Более того, если в первых двух — в стихотворениях «Веницейской жизни, мрачной и бесплодной…» и «Чуть мерцает призрачная сцена…» — блоковские произведения и его поэтическая осанка служат Мандельштаму прежде всего пробным камнем для разработки вопросов театра и театральности (см. гл. 9), то в третьем — в стихотворении «В Петербурге мы сойдемся снова…» — роль старшего поэта более существенна. Именно эту роль я подробно рассмотрю ниже.
Мало сказать, что «Шаги Командора» поэтически импонировали Мандельштаму. В «Барсучьей норе», написанной после смерти Блока, в 1922 г., Мандельштам называет это стихотворение «вершиной исторической поэтики Блока», одобрительно пишет об обновлении мифа старшим поэтом, о спайке им пластов времени и истории — причем словами, напоминающими его, Мандельштама, собственное поэтическое кредо (II, 273). Такой тонкий исследователь, как С. Н. Бройтман, по-видимому, не чувствовал трения между позициями Блока — в «Шагах Командора» и Мандельштама — в стихотворении «В Петербурге мы сойдемся снова…». В Блоке он видел точку отсчета и призму, через которую Мандельштам задействует целый ряд исторически различных пластов поэтической культуры (позиция, созвучная с самыми положительными из последующих мандельштамовских суждений о Блоке)[501]. На деле, однако, мощное «задействование» Мандельштамом Блока в стихотворении «В Петербурге мы сойдемся снова…», вместо того чтобы интегрировать Блока в целительную культурную традицию, представленную сокрытым ночным солнцем из этого стихотворения, наглядно подчеркивает непримиримые различия, разводящие в разные стороны их поэтики и их личности.
Кроме того, основные подтексты стихотворения «В Петербурге мы сойдемся снова…» — «Шаги Командора» Блока и «Кривцову» (1817) Пушкина — взаимодействуют гораздо сильнее, чем считалось прежде[502]. В самом деле, стихотворение «Кривцову» (или «К Анаксагору», как оно изначально называлось) задает дискурсивную рамку для очень личного вызова Блоку.