Мандельштам, Блок и границы мифопоэтического символизма (Голдберг) - страница 92

Но уже в следующем стихотворении изображено в самом чистом виде функционирование рампы, которая служит прежде всего разделению героя и героини:

Я был смущенный и веселый.
Меня дразнил твой темный шелк,
Когда твой занавес тяжелый
Раздвинулся — театр умолк.
Живым огнем разъединило
Нас рампы светлое кольцо,
И музыка преобразила
И обожгла твое лицо.
И вот, опять сияют свечи,
Душа одна, душа слепа…
Твои блистательные плечи,
Тобою пьяная толпа…
Звезда, ушедшая от мира,
Ты над равниной — вдалеке…
Дрожит серебряная лира
В твоей протянутой руке… (II, 289)

Легкая, полупрозрачная вуаль в стихотворении «Вот явилась…» заменяется тяжелым, непроницаемым занавесом театра героини. Раздвигание этого занавеса (имитирующее упомянутое выше падение вуали) не ведет к слиянию двух миров: героиня по-прежнему отделена от героя «живым огнем» рампы. Впрочем, какая-то расплывчатая связь миров, кажется, возможна. Героиня — преображенная, даже обожженная своей причастностью к миру сцены — способна передать «настой» его эссенции непосредственно толпе («Тобою пьяная толпа…»). И все же она недосягаема: «Звезда, ушедшая от мира, / Ты над равниной — вдалеке…»[433]. Отметим также вертикальную иерархию пространства («Ты над равниной»), которая удачно соответствует физическому возвышению сцены над партером.

В третьем стихотворении, «Я в дольний мир вошла, как в ложу…» (1907), введя уже понятие и образность рампы, Блок может манипулировать ею: Героиня (здесь заглавная буква уместна, учитывая ее надмирное происхождение) появляется не на сцене, а в ложе театра-мира[434]. Ее, как можно предположить, с большого расстояния видит герой, находящийся намного ниже[435]. Впрочем, на его присутствие ничто в стихотворении не указывает, кроме того, что он может слышать ее слова.

Н. Н. В.

Я в дольний мир вошла, как в ложу.
Театр взволнованный погас.
И я одна лишь мрак тревожу
Живым огнем крылатых глаз.
Они поют из темной ложи:
«Найди. Люби. Возьми. Умчи».
И все, кто властен и ничтожен,
Опустят предо мной мечи.
И все придут, как волны в море,
Как за грозой идет гроза.
Пылайте, траурные зори,
Мои крылатые глаза!
Взор мой — факел, к высям кинут,
Словно в небо опрокинут
Кубок темного вина!
Тонкий стан мой шелком схвачен.
Темный жребий вам назначен,
Люди! Я стройна!
Я — звезда мечтаний нежных,
И в венце метелей снежных
Я плыву, скользя….
В серебре метелей кроясь,
Ты горишь, мой узкий пояс —
Млечная стезя! (II, 290–291)

В этом «театральном» стихотворении сцена не играет никакой роли. Вместо нее Героиня окружена своей ложей. Но ложа — это также ложная рампа. Настоящая рампа — это физическая «оболочка» Фаины; заключенная в нее, она может войти в «дольний мир».