Теперь я спешила в гостиницу под названием «Альтерзее Пансион», о которой раньше даже слыхом не слыхивала. Нашла этот чёртов, ни разу не виденный Оттензен, чуть было не сломав глаза о карту. Он оказался где-то в глубине Альтоны, на правом берегу, куда мы заходили относительно редко.
Проходя сквозь череду шумных улиц, я с удивлением смотрела как меняется Гамбург, прямо на глазах превращаясь в ряд уютных домиков, где нет ни единого граффити, а люди сидевшие на асфальте со стаканами пива были рабочими, менявшими этот асфальт.
Подойдя к гостинице, собранной из белых в точку, будто мороженое с шоколадной крошкой кирпичей, я нашла рецепцию и громко сказала: — Романова!
Странно, но это сработало. Никакого смеха в качестве ответной реакции не последовало. Мне просто кивнули и указали рукой вперёд.
Гостиница оказалась ужасным местом. Она больше напоминала больницу, а не гостиницу. Вместо ламп по глазам били самые настоящие лазеры. А чего стоили белые стены и крашеный в лазурь потолок… Я решила, что надо поскорее спасать маму, прозябающую здесь в холодном одиночестве. Но, оказалось, что мама прозябала здесь не одна
— Альма, — представила она подругу. Такую же, между прочим, декоративную даму с ни к чему не обязывающими татуировками. От постоянного смеха зубы подруги периодически вываливались наружу. Лицом она напоминала жизнерадостного осла в губной помаде.
— Наталка, — сказала Альма, на грани жеманности и истерики, едва не оторвав мне руку вместо приветствия.
Я ничего не поняла и переспросила. Мало ли у русских в ходу двойные имена.
— Наталка, — сказала мама.
— Альма, — с гордостью отчеканила Альма Наталка.
Внутри номера было повеселее, чем на проходной. Но всё-таки слишком светло. Мел падал с потолка прямо на голову. Окна были какие-то перепотевшие. Кухня была расположена прямо в номере. На плитке пердел суп, напоминающий утонувший пасхальный венок из лиственницы. Он источал резкий гороховый аромат. Кроме того, от него немного отдавало одеколоном.
— Знаешь, что меня Анька попросила вчера купить? Кетчуп. Карри, вот так! — похвасталась мама.
— Карри это не кетчуп, — тихонько уточнила я.
— Тихий ужас, — ахнула Альма Наталка.
Она подняла меня к лампе, посмотрела в глаза и сказала:
— Забудь эту дрянь. Ешь твёрдое сырым, а горячее в жидком виде.
Я вывернулась из её рук на манер кота и крепко ударилась плечом об угол кровати. Декоративная мама радостно вытащила дорогой телефон и сфотографировала меня сразу с трёх ракурсов, прямо как в полицейском участке.
— Пишу в газету, Алька — сказала она. — Кровати у них никуда не годятся. Родной ребёнок шею себе чуть не сломал.