Конечно, он меня не узнал. Я была одета в джинсы и драную кофту-мохнатуку с залысинами. Шла с мамой за руку. Потом к нам присоединилась Альма Наталка, она была затянута в кожу, как тюлень. А Ходжа в своих темных очках был похож сразу на всех знаменитых репербановских бармалеев. Он ничем не выделялся. И его тоже узнать было нельзя.
Увидев нашу компанию, бариста захрипел что есть сил: — Хашиш… хашиш…
— Он что, хочет продать нам гашиш? — удивилась Наталка.
— Нет, — объяснил Ходжа — Здесь это не имеет смысла.
— Жаль, — протянула Альма, — я бы не отказалась…
— Хватит, — возмутилась мама, — В конце концов, здесь ребёнок. Точнее два. О каком гашише может идти речь?
С этими словами, мама утянула меня в заведение под название «Клуб-мате». Там её ждал тошнотворный чайный напиток c лицом колумбийского гангстера на этикетке.
— Послушай, Анна Ананас, может помощь нужна? — прохрипел в магазине Миша Аугенбах. Мы стояли в одной очереди. Он заворачивал в пакет шесть бутылок алкозельцера. Лицо его было совсем уж несчастным. Ещё хуже, чем у меня.
Вместо ответа я кивнула головой на витрину. Там Наталка что-то покупала у баристы на улице. Наверное «хашиш». Ходжа, прислонившийся к витрине лицом, напоминал поросёнка из забытого мультика. В общем, было кому помогать.
— Ладно, бывай, — махнул Миша Аугенбах рукой, — Если что обращайся.
— Если что, обращусь. — обрадовалась я.
— Что такое «ладнобывай», — заинтересовалась мама, когда он ушёл.
— Это он так свистит, — неуклюже объяснилась по-русски я. — Зубов в голове не хватяет.
Переводя, я аж вспотела от напряжения. Переключаться с языка на язык было невероятно сложным делом.
Тут мама вдруг заинтерсовалась мной по-настоязему. Она присела рядом. И, заглянув мне в рот, охнула.
— Ох, знаешь что, — сказала она. — Займись уже родными языком. А то у тебя тоже чего-то там не хватает. Я думала, тоже зубов, но тут целая, извините, история с языками.
Я не хотела её извинять, но всё равно извинила. А что тут поделаешь?
Все будто сговорились целый день повторять эту фразу — «Целая история!».
— Целая история, — сказала бабушка Дульсинея, подняв палец вверх.
Она была одета в халат синего цвета с медузами, а полицейская форма сушилась на чердаке.
— Мы держали всех на крючке. Пока не вышли на связь с этим Кононовым — Королёвым.
Было видно, что бабушка темнит, но все хором сказали «Прозит». А кто ближе похлопали её по плечу. Всё, дескать, будет в порядке, не виновата она.
— И знаете что, — продолжала Дульсинея Тобольская. — С сегодняшнего дня, я не работаю на Вахте Давида!