Огромными морщинистыми ручищами она показала, что мне кирдык.
— Если не расскажешь, в чём дело, я выбью из тебя показания прямо на «Вахте Давида». Разговор будет продолжаться в присутствии понятых. Объяснить тебе, что такое «в присутствии понятых», милая девочка?
— Нет. Мне известно, что такое «в присутствии понятых»!
Я вежливо отвела её «кирдык» руками и показала — сдаюсь!
Дульсинея указала на скамейку у поворота на площадь Шпильбуден. Вытащив по пакетику лакрицы и, распечатавая один за другим, старуха начала пристрастный допрос. Допросу я не препятствовала. Общалась с полицейской я всегда дружелюбно. А она, в свою очередь со мной. Секретами с ней я делилась, разумеется, только личными. О том, что работаю в банде матёрых репербанских бармалеев, я разумно умалчивала.
Пристальное внимание полицейских с «Вахты Давида» к моей персоне понятно. Всю неделю я болталась по городу. Слонялась днями, ночами и на рассвете, шаталась даже тогда, когда заядлым посетителям полночных водка-баров хочется спать. Само собой, я постоянно попадала в поле видимости патрулирующей службы «Вахты Давида». Ведь это только так кажется, что всем на Репербане на тебя начихать. Но на самом деле все улицы здорово патрулируются. У здешней охраны правопорядка хватает головы на плечах, чтобы делать это без лишней помпы. Если они видят, к примеру, что Ходжа Озбей возвращается после школы без куска чего-то там экспериментального несколько дней подряд, то рано или поздно примутся наводить справки. Барсук любил рассказывать, как его однажды случайно занесло в эротический паноптикум «Тиволи» за бесплатным мороженым, а вернулся он в сопровождении трёх взрослых полицейских, которые сдали его на руки старшему Барсуку. Наверняка, что-то подобное происходило сейчас со мной. Хорошо хоть вместо трёх полицейских мной занимается бабушка Дульсинея!
Постепенно рассказ о себе начал доставлять удовольствие. Выдавливать из себя объяснения оказалось гораздо интереснее, чем до бесконечности их переживать внутри. Через час я почувствовала, что окончательно выговорилась.
— А началось все с ланчбокса. — заключила я. — Ненавижу пустые ланчбоксы. И Берту Штерн. Её ненавижу больше всех.
— Знаешь что Ана Ананас. Возвращайся-ка ты лучше домой, — стальной голос полицейской бабушки перестал быть колючим и доставучим. — От Берты Штерн, какой бы она не была, больше толку, чем неприятностей.
— Ладно.
Я послушно напялила на спину рюкзак и собралась уходить.
— Скажи, ты уже подросток? — остановила меня Дульсинея Тобольская.
— Наверное да, — протянула я неуверенно.