Дина устало кивнула и встала. Приготовилась провожать.
Когда мужчина (опять же прощающе и снисходительно) помахал ей рукой у лифта, она тоже примирительно ему подала знак. Покивала и поулыбалась. Лифт приехал, открылся. Мужчина было в него вбежал, как вдруг столкнулся плечом с выходящей из лифта девушкой.
Створки закрылись. Потому что лифт так создан, что его створки постоянно закрываются и открываются.
Девушка — та самая, что была утром, как оказалось — встала прямо напротив Дины, метрах в трех. Даже сделала маленький поправляющий шажочек, чтобы стоять совсем ровно, сливаясь с ней силуэтами через эти метры.
Секунд сколько-то они стояли молча и не выражали никаких эмоций лицами. Дине от этого стало не по себе. Пришлось хоть что-то сказать.
— А он на меня крича-а-а-ал, — очень тихо на одной ноте.
Уже встреченная утром брюнетка анорексичной наружности в ответ по-доброму улыбнулась. И снова такая же, как у недавнего гостя, прощающая улыбка.
— Все вы меня сегодня прощаете, — усмехнулась Дина, — ну Вы теперь хоть не страшно на меня смотрите!
Брюнетка, не снимая улыбку, покивала.
— Ну… до свидания! — Дина тоже улыбнулась и закрыла дверь.
Другая дверь — та, что в Ритиной квартире — всегда хлопала очень громко, в отличие от Дининой тихо скрипящей. То ли она была слишком легкая, то ли ветер, спешащий за Ритой всюду, добавлял ей инерции. Вадим вовсе однажды поверил в то, что этим звуком Рита пытается выказать ему свое презрение.
Но подозревать жену в нелюбви он начал не сразу, и вообще вся их история началась задолго до появления этой злосчастной двери и, собственно, квартиры, в которую эта дверь их впускала.
Рита заканчивала ГИТИС. Она училась очень плохо, но все-таки как-то дотянула до диплома. Старикашки-преподаватели даже звали ее в свои спектакли. Кто-то видел в ней талант, хотя это было в меньшинстве случаев, а кто-то просто очень хотел проводить время рядом с этой молодой девушкой с белыми волосами и по-лягушачьи смешной улыбкой. Рита, пусть и слишком высокая для танцовщицы и слишком легкомысленная для выпускницы, всем нравилась.
Не только старикам. Почти каждый однокурсник хотя бы раз дарил ей цветы и звал в кино. Рита так часто впадать в чувства не умела — только паре ребят досталось больше одного свидания. И ей, кстати, совершенно не приятельствовало разбивать сердца, она всем пыталась подарить какую-то надежду, что, мол, это не навсегда она отвергает очередного кавалера, что это все пока что: а вот потом, когда время придет получше, закончится убийственная весна, или промозглая осень, или серая зима, и вот тогда и начнется оно — главное чувство. Ее еще никто ни разу не дождался, но Рите все прощалось. Возможно, потому, что в глубине души каждый из неудавшихся женихов понимал, что этой девушки он не достоин.