Учеба в институте закончилась, и Рита начала служить в театре Моссовета — танцевать крохотные партии дважды в неделю, в самое неудобное время. Через год ее бесперспективно заметил Павел Нигинский — кинорежиссер, странненький, но со своим шармом. Он позвал ее сняться в роли призрака во сне какой-то там девушки в своем фильме, который, кстати говоря, так и не вышел.
Рита постепенно вливалась в местную компанию кинематографистов-неудачников. Все больше режиссерчиков хотели ее снять у себя — и, главное, везде же придумывали ей танцевальную партию! Даже в фильме про алкоголиков и шиномонтажку придумали! Все у них не выходило и не случалось, однако Рита и кинематографисты были очарованы друг другом совершенно.
Через пару лет пришлось выходить замуж. Вадим — высокий красавец, художник спецэффектов, человек почти такой же далекий от кино, как Рита (Он только рисовал. И ничего-ничего больше не понимал). Они сошлись, наверное, из-за желания выжить внутри того мира творческих, вечно непонятых и вечно нетрезвых натур. Как два слепых кролика: вдвоем не так страшно. Вадим был холоден, почти безразличен к Рите. Она его с непривычки быть незамеченной заметила. И понеслось. Уныло, серо, тоскливо, но понеслось.
Потом родилась Маша. Рита была так счастлива стать матерью, что совершенно перестала замечать свое презрение к мужу. Это стало окончательно неважно.
Первый год она Вадима, думала, что чуть-чуть все же жалела. Вязала для него свитера, носки и смешные шапочки, в которых он на даче жарил шашлыки. Во второй год она его уважала за то, что он зарабатывал больше, чем она, и намного. Но с каждым днем все холодело и пустело.
Наверное, Рите просто не хотелось выживать на те крохи, что приносил ей театр и малюсенькие роли, не хотелось менять квартиру, делить вещи, выбиваться из привычного уклада, вынужденно менять круг общения.
«Зачем? — думала она. — Почти все живут с капелькой отвращения. Ну и ничего. Счастливо живут. Главное иметь посторонние радости: интересную работу, деньги и интересные вещи, на которые их можно тратить, долгожданную дочь и ее жизнь, которая как своя вторая. А супружеское чувство — ну и ладно. Никто же, кто не живет в теплоте, не чувствует яростного ее недостатка».
Рита всегда себе говорила: «Это бог нас так жалеет: позволяет нам не чувствовать страданий от того, что у нас нет счастья. Слава Богу! Слава!»
А потом случилась Дина. И она была нужна так же сильно, как дочь. И в ней воплотилась еще одна жизнь, в которую можно было выныривать. Рита всегда замечала, что подругу раздражают ее внезапные приходы, но в то же время верила, что Дина понимает, насколько это иногда необходимо — сбежать.