— Но ведь я должен лететь, — сказал Танцырев.
— Не отказывайся, Володя. Все равно погоды нет, а если будет, мы тебя завтра во второй половине дня отправим. В первую очередь отправим. У нас в Аэрофлоте полно знакомых. Ты делаешь такие операции, мы пока нет. Это нам очень поможет.
Ах, вот оно что! Может быть, Танцырев ошибается, и все проще, все сводится к жесткой формуле: «Я отдаю тебе дань как мастеру, ты мне нужен, а на все остальное я сейчас закрываю глаза». Это что-то новое в Петре.
— Я здесь не на работе, — хмуро сказал Танцырев.
Тут же голос Петра прозвучал жестко:
— Ты не имеешь права отказываться. Я прошу тебя как врача.
Ого! Это уже переход на официальный тон.
— А если бы я не позвонил?
— Но ты позвонил. И ты здесь, в клинике.
Танцырев усмехнулся. Ростовцев, видимо, сам почувствовал, что взял слишком резкий тон, и тут же постарался его смягчить:
— Я рад буду тебе ассистировать, да у меня и ребята чудесные, увидишь, какие ребята. Им очень нужно, чтобы ты поработал. А сейчас пойдем, посмотрим больную.
— Хорошо, — кивнул Танцырев. Больше ему ничего не оставалось.
Они вернулись в одну из палат. Девочке было три года, — такое же посиневшее лицо, как у той, пять лет назад, и такие же серые просящие глаза. Танцырев суеверно вздрогнул. Он прослушал ее, внимательно посмотрел историю болезни, — да, по всем показателям у нее тетрада Фалло. Диагноз точен.
Они прошли в кабинет, высокая пожилая сестра молча принесла черный кофе, расстелила салфетку на столе, расставила чашки и ушла.
— По рюмочке коньяку, а? — сказал Ростовцев. — У меня тут есть.
«Сейчас с удовольствием», — подумал Танцырев.
Ростовцев вынул из стола бутылку, две рюмки, разлил, сказал просто:
— Ну, давай за нашу встречу, Володя. Я рад.
Та-ак! «Рад». Ну что же, вполне возможно. Насколько Танцырев знал Петра, тот не умел кривить душой, говорил, что думал. Они выпили.
— Ну как тебе клиника? — спросил Петр.
— Хорошая клиника.
Ростовцев довольно улыбнулся.
— Я и сам знаю, что у нас хорошая клиника, — кивнул Ростовцев. В его словах не было и оттенка бахвальства, скорее трезвая сухость. — Конечно, в местном масштабе, для Дальнего Востока, так сказать. А от вас отстаем, даже от Новосибирска… Впрочем, я зря это «даже». Кое в чем они и вас обставили, сибиряки. Но я не спешу. Пусть медленней, зато наверняка… Ну что ж, Володя, я бы мог предложить тебе комнату у нас в общежитии…
— Нет, — покачал головой Танцырев, — я поеду к себе в аэропорт, у меня там есть место.
Ростовцев помолчал, машинально отодвинул от себя чашку с недопитым кофе, губы его теперь жестко сжались.