Литература как опыт, или «Буржуазный читатель» как культурный герой (Венедиктова) - страница 151

Возможно, дело в том, что начало и конец жизни вообще не даются познанию непосредственно, в порядке ответа на прямой вопрос. А применительно к промежуточной сфере, которая и занимает Элиот больше всего, актуальнее вопрошание не о сущности, а о способе действий и поведения. Эта тонкая, но, по-видимому, важная для Элиот разница полнее всего раскрывается в контексте жизненных исканий Доротеи Брук, которую с некоторой натяжкой можно назвать главной героиней, условным центром принципиально полицентрического повествования.

Рассмотрим важный в романе момент (глава ХХХ), когда Доротея в беспомощно-виноватом отчаянии созерцает крах отношений с Кейсобоном — осознает себя источником страданий для человека, которому мечтала стать помощницей и опорой. Ее разговор с доктором Лидгейтом о пошатнувшемся здоровье мужа завершается неожиданно: «Лидгейт поклонился и уже направился к двери, но Доротея, подчиняясь порыву, который, будь она одна, вылился бы в горячую молитву, воскликнула с рыданием в голосе: — Вы же мудрый и ученый человек! Вы все знаете о жизни и смерти. Так дайте мне совет. Научите меня, что делать» (289). Соль этого пассажа — в вопросе «что делать?», а также еще в крошечной вставной фразе, уподобляющей простую просьбу о помощи молитве. То же можно сказать иначе: потребность в воззвании к высшей силе претворяется здесь в доверчивое предъявление своей нужды другому человеку. Вопрос «что делать?» Доротея склонна задавать себе с самого начала, хотя до поры наивно полагает, что полный и окончательный ответ на него может быть ей открыт неким мудрецом. Но брак с Кейсобоном, вдохновленный этим упованием, терпит фиаско, да и умный Лидгейт ничем, кроме профессионального врачебного совета, помочь не в силах. Ответа не дает никто, но… даже эта безнадежная ситуация может быть преобразована в новую возможность. В этом смысле выразительно решение сцен, служащих эмоциональной кульминацией романа (финал главы LXXX и глава LXXXI).

Доротея терпит то, что ей представляется жизненной катастрофой: образ Уилла Ладислава, незаметно ставший центром ее внутренней вселенной, оказался ненадежен, фальшив, — это значит, что рухнули не просто планы, а опорные ценности. А далее описывается — метафорически — процесс, посредством которого она нащупывает путь из «тесной кельи собственной беды». Это путь формирования контактов, в том числе неожиданных. Буквально: она решает не сражаться далее со своим горем, а… поговорить с ним, довериться ему, попросить не препятствовать ей в возможных дальнейших действиях