У поэзии и прозы общий медиум — язык, над природой которого По размышлял год от году все более упорно. Особенно его занимала материальность и специфическая энергетичность, действенность формы слова, как звуковой, так и графической. В этой связи нередко вспоминают «Силу слов» (1845) — квазимистический диалог, иногда также характеризуемый как стихотворение в прозе[184]. С ним можно соположить маленькое эссе «Анастатическая печать», опубликованное в том же «Бродвейском журнале» в том же 1845 году. Шокирующее заявление о том, что художественный текст есть продукт «физического труда, приложенного к физической материи», сопровождается в нем не менее интригующим обобщением: «механический» труд куда теснее связан с духовным производством, чем полагается обыкновенно. Так называемая анаcтатическая печать — техническая новинка, позволявшая воспроизводить написанное прямо с рукописи без (дополнительного посредования в виде) типографского набора, — привлекает интерес По как возможность разрешения двойной задачи: таким образом может быть сохранена физически-зримая форма авторской индивидуальной неповторимости (что такое почерк, как не аналог голоса? что такое голос, как не выражение неповторимости я?) и одновременно резко расширен доступ к литературному творчеству. Теперь, оптимистически заявляет По, «даже низший получает возможность высказываться так же часто и свободно, как высший» и любое высказывание будет пользоваться вниманием соответственно своему достоинству, а не суждениям авторитетов[185]. Чем не «маклюэновская» мечта о коммуникативной среде, в своем устройстве резко непохожей на традиционную, где «большинство вынуждены внимать в молчании, в то время как потоки красноречия исходят от немногих, располагающих этой привилегией»?[186] Почему, в самом деле, пространство литературного общения должно подчиняться давно отжившей, сословной логике? В рамках логики новой, инаковой должны возникать неизбежно и новые формы.
Чудеса и фокусы
Эстетическая теория По, по видимости более чем традиционна: в кратком пересказе она выглядит воспроизведением общих мест романтической и даже классицистической мысли, к середине XIX века уже изрядно «усталых». Но при ближайшем рассмотрении в ней обнаруживаются ходы и посылки, нетрадиционные и весьма радикальные. Взять, к примеру, базовый тезис, отождествляющий поэтическое с областью прекрасного. Пусть так. Но что такое «прекрасное»? Это отнюдь не свойство самого предмета, как полагают многие, — уточняет По, — и вообще «не качество, как принято считать, а эффект»