Послание к Римлянам (Барт) - страница 284

человека (1 Кор 12:12-13). Именно с этим Единым, с этим «телом Христа» мы встречаемся в проблеме другого, в общине верующих. И мы должны помнить, что «тело Христа» - это распятый Христос (7:4), чтобы сразу же осознать критическую остроту понятия индивидуума, возникающего здесь в качестве предпосылки всей этики. Если распятый Христос - это «цель веры, которую Бог дал каждому (причем каждому именно в его единственности!)», то мы обладаем «на основании благодати (которая убивает человека, чтобы оживотворить его!) различными дарованиями», то есть каждый отдельный человек (именно в своей единственности!) должен «облечься в Господа Иисуса Христа» (13:14), в нового человека. Тогда «другой», который всегда находится рядом с каждым человеком, есть поднятый палец, который через свою инаковость напоминает ему об абсолютно Другом, тогда община - это сообщество, сообщество же - единство, это единство: единство конкретного человека и конкретных людей в непостижимом Боге, который есть Господь над жизнью и смертью - тогда, очевидно, именно для каждого отдельного человека в силу этого напоминания о его «индивидуальности» невозможен любой титанизм, любое «пребывание на высоте», «помышление о благоразумии», и тем самым заповедано как конкретное этическое действие осознание того, что только Бог находится на высоте. Смирение человека и его абсолютная целесообразность, к чему не может привести никакое большинство, никакое требование, никакой исторический авторитет, никакой мисти-ческо-межмировой церковный организм, в этом случае становятся настоятельной и необходимой заповедью. Ибо в силу такого напоминания вторичное этическое действие самоосмысления возвращается назад к первичному действию, к его началу и вместе со своим началом причастно силе и достоинству своего истока. В этом случае осуществленная в таком осознании демонстрация достигает своей цели, которая трансцендентна самому действию. Тогда индивидуум стоит перед Богом, бесконечно обеспокоенный в своей «индивидуальности», обеспокоенный, как человек может быть обеспокоен только Богом, и именно поэтому - находясь под знаком победы и надежды.

Ст. 6b-8. У нас различные «дарования»: возможно, пророческое слово (пусть его произносят по вере!). Возможно, склонность к служению (пусть это будет служение!). Возможно, некто учитель (пусть он будет им к научению!). Возможно, некто проповедник (пусть будет проповедь!). Тот, кто должен раздавать: в простоте! Обладающий властью: усердно! Совершающий милосердие: в радости!

Индивидуум, Единый, Христос основывает общину как сообщество. Это означает: склонение перед Богом и абсолютная целесообразность отдельного человека, и ничто иное, основывают единство различий. Мнимую добродетель «толерантности», без совершения которой, конечно, всем нам не обойтись, необходимо постигнуть в ее принципиальном, разрушающем сообщество, характере, постигнуть, по крайней мере, как защитный жест перед лицом божественного смятения. Единый, в котором мы едины, это сама нетолерант-ность. Он желает господствовать. Он желает победить. Он требует всего. Он - нарушение любого семейного дня, любого церковного мира, любого «совместного дела» - именно потому, что Он есть мир над любым отчуждением, распадом и разделением на партии. Итак, этической задачей не может быть «каждому свое!», но «каждый - единое!». Ибо что защищает общину от распада, что защищает проблематику другого от неправильного понимания борьбы за существование, если мы (поскольку мы - люди) встречаемся с благодатью всегда лишь как с различным «дарованием», с абсолютно Другим - всегда лишь в ина-ковости того или иного индивидуума, если мы в каждом действительно всегда встречаем только «свое»? Мы констатируем, что это так? Удачная психологическая констатация. Но пусть она дойдет до сути дела, до понимания, что два человека всегда находятся в ссоре, что между индивидуальностями не существует никакого (никакого!) примирения. Но психология - это не этика, причем чем более она честна, тем менее этична. Здесь помогает лишь память о том, что каждый человек именно как индивидуум, именно в неслыханной сингулярности своего индивидуального существования есть образ единства человека в Боге, что каждый человек как индивид может быть только чем-то единственным, может желать и делать единственное, не вопреки, но из-за отличия своего дарования. Единственное же состоит для каждого человека в познании кризиса от смерти в жизнь, в котором он находится во Христе (в Едином!). Не в его бытии «сильного», но в его бытии «слабого», не в его обладании, но в его лишенности, не в его правоте, но в его неправде, в его спуске с той высоты, на которой он находится со всеми подобными ему, так чтобы на этой высоте лишь один Бог был бы великим, в склонении всех вторичных этических действий к первичному. Если человек принципиально понял все это (но разве он когда-нибудь понял все это?), то «свое» принципиально склонено перед Единым, каждый познал свое «дарование» как благодать, представил Богу в распоряжение свою силу, свое обладание, свое право (но разве это где-то уже произошло?), тогда каждый «на основании благодати» может осознать «свое», свое отличное от других - как свое «дарование». Тогда при великой оговорке «может быть!'», которая напоминает каждому человеку о благодати, о «Едином», может прославиться «свое» каждого индивидуума. Да, и в этом случае оно прославляется! Ибо не только человек, но (в перспективе Единого) многообразие членов, отдельных людей конституирует общину как сообщество. И что за общину! Лишь нерешительно мы отваживаемся следовать здесь тексту, ибо точка схода параллельных линий воскресения снова приближается к картине необычайно близко. Здесь осуществляются «вторичные этические действия», исполненные веса и значения. Здесь целесообразная демонстрация переходит от «размышлений» (12:3а) к речи свидетелей, чья речь действительно есть свидетельство. В этой «общине» кажется, что вообще во внимание принимаются только такие свидетели, только действующие, активные, соратники, меткие стрелки. Кажется, что здесь идет речь только о приходских священниках, но еще раз: что это за священники! Здесь вообще не идет речь о человеческих запросах, но лишь об одном желании Бога, которому все должны покориться. Как шарик по трубе, каждый следует по своему пути, это может быть, это должно быть, это необходимо, ибо он имеет цель, ту самую цель. Здесь нет «рабочих неполной занятости», здесь нет дисциплин и компетенций, здесь каждый, делая свое, делает единое, которое есть все.